В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы

Белый медведь навещает Ледяную Гавань в сентябре 1995 года. Фото автора

По заведенному порядку каждое утро после завтрака три человека отправляются за питьевой водой и идут по берегу с ведрами. Другая группа собирает плавник и приносит куски дерева с берега. Чтобы ответить на зов природы, надо выкопать у подножия обрыва неглубокую ямку, сделать свои дела и прикрыть сверху камнем. Некоторые настаивают на ежедневном умывании. Русские особенно трепетно к этому относятся. Среди нидерландцев один Антон тщательно умывается. Каждое утро он приходит на завтрак чистый и выбритый, с зачесанными назад мокрыми волосами. «Холодная вода – это просто фантастика. Она невероятно расширяет кровеносные сосуды», – заявляет он. Сегодня я работал всё утро, а потом, почувствовав приступ усталости, пришел в палатку посидеть с Басом, который в этот день дежурил по лагерю, и выпить кружку какао. «Послушай, – раздраженно произнес Бас, – я смогу понять, если ты пойдешь ненадолго вздремнуть, потому что засыпаешь на ходу, но шляться по лагерю и бездельничать – это не дело». Я вытащил свой нож и стал чистить мелкую картошку, ожидая, пока закипит вода. Меня сильно клонило в сон, и я постоянно клевал носом. Бас расхохотался, когда я сказал ему, что мне не нравится идея нормировать шоколад. «Не бери слишком много, – он произнес язвительно в растяжку, – щёко-ладушка!» Я взвился – кто, как не я, покупал шоколад для 20 человек на 30 дней – целую коробку, черт побери, в которой было 600 плиток. А теперь сам не могу взять даже одну?! Это рассмешило Баса еще сильнее: он трясся всем телом и не мог остановиться. С сегодняшнего дня шоколад становится частью неприкосновенного запаса, и коробка закрыта. «А ты – как люди Баренца – хочешь съесть всё и сразу!»[67]

«Штормит…» – заметил Рене, когда мы сидели вокруг кастрюли с картофельным супом, прислушиваясь к зловещему хлопанью пластиковых листов, покрывавших нашу импровизированную хижину. В наиболее уязвимых местах конструкцию уже не раз укрепляли с помощью ремонтной ленты.

«Ветрено», – пробурчал Антон.

«Вот я и говорю».

«Ничего подобного, – невозмутимо продолжил Антон. – Дует и правда сильно, но это потому, что здесь мы открыты всем ветрам и у нас нет никакой защиты. Это называется «ветрено». Сила ветра может быть 4 или 5 баллов по шкале Бофорта».

В Ледяной Гавани бросил якорь мрачного вида русский военный корабль. Наверное, это пограничники.

Вечером, стоя на берегу у кромки воды, я поднял голову и загляделся на высокий, потрепанный ветрами деревянный крест, установленный Кравченко. Дым костра, подсвеченный лучами заходящего солнца, медленно поднимался над плато, и я пытался представить себе приземистую хижину, некогда стоявшую на этом месте, – невзрачное геометрическое сооружение, ставшее символом колоссального сдвига в развитии нашей культуры.

«Это невозможно сфотографировать!» – крикнул Херре, стоя между палатками и глядя в расцвеченное головокружительными тонами ночное небо. Высокие кучевые облака плыли в прозрачную синеву, окутанные перламутровой перистой дымкой и освещенные нескончаемым арктическим закатом, когда солнце остается за самым краем Земли. В своей палатке я разложил всю одежду и оборудование, положив геодезическую станцию на ночь между нашими с Херре спальными ковриками, оставив крышку оранжевого корпуса приоткрытой, чтобы влага могла испаряться.

«Херре Винья, ты идешь в палатку?» – крикнул я ему.

«Скоро иду, Япи», – ответил он, просовывая голову внутрь.

«Мне очень нужно позвонить домой!» – сказал Херре, пока Рене разговаривал по громоздкому спутниковому телефону с редакциями газет. «Вот что получается, когда ты начинаешь открывать канал», – подумал я, но вслух ничего не сказал. Его подруга ждет ребенка, и почему бы не позвонить с Северного полюса, чтобы узнать, всё ли у нее в порядке? Нас просили не звонить по личным делам, поскольку наш бюджет ограничен. Когда работаешь в поле, умение быть в одиночестве – великое благо. Человеческая натура отвергает молчание. Бывает, что люди берут с собой в экспедиции своих «партнеров» или просят их приехать, потому что хотят передохнуть или ищут утешения после очередного конфликта с коллегой, отношения с которым не сложились. Можно себе представить, к чему это может привести. На исследовательских станциях в Антарктиде все парни и девушки разбиваются на пары в течение первых двух недель, и, если ты сидишь и целыми днями играешь в компьютерные игры, тебя посчитают болваном.

«Ты лучше это брось, приятель! Ты ведь на Новой Земле, и ты теперь со мной, – сказал я ему как бы в шутку. – Можешь сказать мне всё, что хочешь. Выкладывай!» Херре перелез через свои вещи, отодвинув их немного в сторону, чтобы освободить место, куда можно лечь. «Эй, эй! Тут моя половина!» – Я жестом провел воображаемую линию посередине палатки.