В лесу

Смахивает на зазнайство: я – и вдруг эдакий сердцеед, но на самом деле все обстояло сложнее. Не забывайте, что прежде я еще не видел Кэсси такой. Не видел ее плачущей, по пальцам одной руки можно пересчитать ситуации, когда она чего-то боялась, а сейчас неумело наложенный макияж не мог скрыть покрасневших и опухших глаз, и когда она смотрела на меня, в ее взгляде мерцал страх. Что прикажете думать? Слова Розалинд – “тридцать лет, биологические часы, женщины не могут позволить себе ждать так долго” – ныли во мне, словно сломанный зуб, и все, что я когда-либо читал на эту тему (потрепанные журналы в приемных, принадлежавший Хизер “Космо”, который я сонно листал за завтраком), подтверждало ее слова. “Десять вариантов для женщин за тридцать обрести счастье”, “Ужасные последствия поздних родов” и, в довесок, дикая статья про то, что с друзьями спать нельзя, ведь это неизбежно пробуждает в женщинах “чувства”, а в мужчинах – страх ответственности, да и вообще приводит к утомительным разборкам.

Я полагал, что Кэсси как никто далека от этих махровых клише, однако в то же время (порой, особенно если вы очень близки с кем-то, вы многого не замечаете) я вообще считал нас исключением из всех правил – и вот чем все обернулось. Самому мне тоже не хотелось подтверждать клише, но не забудьте, что жизнь пошла наперекосяк не у одной Кэсси – я чувствовал себя потерянным, лишившимся почвы под ногами, потрясенным и цеплялся за клише, что оказались под рукой.

И вот еще что – я рано усвоил: все, что я люблю, заканчивается мраком и смертью. Не находя этого мрака, я действовал единственным известным мне образом – творил тьму сам.

Сейчас для меня очевидно, что даже у самых сильных имеются болевые точки. В такую вот точку я и ударил Кэсси, ударил с размаху, с безошибочностью ювелира, разделяющего драгоценный камень строго по трещине. Наверняка она порой вспоминает свою тезку, Кассандру, которую обрекли на самую изощренную и мучительную пытку: говорить правду, но чтобы при этом тебе не верили.

* * *

Сэм заявился ко мне домой в понедельник вечером, поздно, около десяти. Я, засыпая на ходу, готовил себе на ужин тосты. Когда в домофон позвонили, меня охватил необъяснимый страх, что это Кэсси прибыла по мою душу. Вдруг она слегка выпила и пришла требовать, чтобы мы раз и навсегда разобрались в наших отношениях. Я дождался, когда Хизер ответит. Она сунула голову в кухню и раздраженно сказала:

– Это к тебе, какой-то Сэм.

Я так обрадовался, что даже не удивился в первый момент. Сэм ни разу у меня не бывал. Я вообще не подозревал, что ему известен мой адрес.

Заправив рубашку в брюки, я подошел к двери и прислушался к его шагам.

– Привет, – сказал я, когда он поднялся на этаж.

– Привет.

Я не видел его с пятницы. На Сэме было его вечное твидовое пальто, ему не помешало бы побриться, а грязные волосы длинными сосульками падали на лоб.

Я ждал, но объяснять свой визит он не спешил, и я провел его в гостиную. Хизер увязалась за нами и завела светский треп:

– Привет, я Хизер, рада с вами познакомиться, и где же Роб вас прятал все это время, он никогда не приглашает в гости своих друзей, с его стороны это просто подлость, я как раз смотрю “Простую жизнь”, вы не смотрите, господи, этот сезон какой-то сумасшедший…

И так далее в том же духе. Наконец наши односложные ответы оскорбили ее и она обиженно объявила:

– Ну ладно, ребята, не стану вам больше мешать.

И так как ни один из нас не возразил, Хизер удалилась, напоследок одарив нас улыбками: Сэма – очень милой, а меня – ледяной.

– Прости, что заявился без приглашения, – сказал Сэм и немного озадаченно оглядел гостиную (вызывающие дизайнерские подушки на диванах, полки, заставленные фарфоровыми зверюшками).

– Ничего страшного. Выпьешь чего-нибудь?

Зачем он пришел, я не знал и даже думать не хотел, что это как-то связано с Кэсси. Ведь вряд ли же она попросила Сэма поговорить со мной.

– Виски, если можно.

Я вышел на кухню и достал из буфета початую бутылку “Джеймисон”. Когда я вернулся в гостиную, Сэм, по-прежнему в пальто, сидел в кресле, уперев локти в колени и закрыв лицо руками. Хизер не выключила телевизор, но звук полностью убавила, и на экране две женщины с оранжевым макияжем о чем-то беззвучно ругались. На лицо Сэма падал отсвет, отчего он напоминал грустное привидение.

Я выключил телевизор и протянул Сэму бокал. Тот изумленно посмотрел на выпивку, но затем быстро поднес бокал к губам и наполовину осушил. Я вдруг подумал, что он уже слегка навеселе. Говорил он внятно, походка была твердая, и все же в голосе и движениях появилось что-то непривычное, грубоватое и тяжелое.

– Ну что, – глупо спросил я, – что случилось-то?

Сэм сделал еще глоток виски. Свет торшера у него за спиной словно делил его на две части – темную и светлую.

– Помнишь про пятницу? Запись?

У меня слегка отлегло от сердца.

– Да.

– Я с дядей так и не поговорил.

– Не поговорил?