– Нет, – поспешно сказала она, – нет, не сегодня. Они того и гляди вернутся, с минуты на минуту, они уехали… посмотреть… – Она умолкла. – Можно я завтра приду? Во второй половине дня?
– Когда захочешь, – заверил я. – Давай я тебе номер моего мобильника дам? И будешь звонить, когда понадобится. А завтра позвони, и встретимся.
Розалинд записала номер, шепотом повторяя цифры.
– Мне пора, – торопливо проговорила она потом. – Спасибо, детектив Райан. Спасибо вам огромное.
Не успел я попрощаться, как она повесила трубку.
Я заглянул в допросную. Марк читал свои показания, и Кэсси даже удалось его рассмешить. Я тихо стукнул пальцем по стеклу. Марк вскинул голову, а Кэсси едва заметно улыбнулась – похоже, по мне они не скучают. Как вы, наверное, догадываетесь, меня это вполне устроило. Софи ждала обещанных образцов крови. Я оставил для Кэсси записку на двери: “Вернусь в 5” – и направился в подвал.
В начале восьмидесятых процедуры хранения вещественных доказательств были немудреными. Коробка Питера и Джейми стояла на верхней полке, прежде я ни разу не снимал ее оттуда, но когда вытаскивал папку с делом, то по выпуклостям на коробке понял, что там много чего лежит и что это все собрано Кирнаном, Мак-Кейбом и их следственной группой. В деле имелись еще четыре коробки, промаркированные. На них по-детски аккуратным почерком было выведено:
2) Апросные листы. 3) Апросные листы. 4) Свидетильские покозания. 5) Наводки.
Либо Кирнан, либо Мак-Кейб был полуграмотным. Я снял с полки самую большую коробку. Пылинки взвились в воздух, танцуя в тусклом свете лампочки.
Коробку заполняли полиэтиленовые пакетики с вещдоками, тоже порядком запылившиеся, отчего предметы внутри словно приобрели эффект сепии, напоминая загадочные артефакты в каких-нибудь покоях восемнадцатого века. Бережно, один за другим, я достал предметы и разложил в ряд на каменных плитах. Для такого крупного дела вещдоков оказалось довольно мало. Детские часы, стеклянный стакан, бледно-оранжевая игра “Донки Конг” – все усыпано дактилоскопическим порошком. Остатки трасологических доказательств – в основном сухие листья и кусочки древесной коры. Белые носки с темно-коричневыми пятнами и аккуратными квадратными прорезями – отсюда образцы ткани взяли на анализ. Грязная белая футболка, выцветшие джинсовые шорты с вытертыми, потрепанными краями. Последними я достал кроссовки с потертостями и жесткой, деформированной стелькой. Кроссовки были набивными, и все же кровь протекла почти насквозь – снаружи, в местах швов, темнели пятна, сверху засохли сгустки, бледно-коричневые там, где носки особенно плотно прижимались к кроссовкам.
На самом деле я долго собирался с силами. Меня все не покидала мысль, что при виде вещдоков я захлебнусь от воспоминаний. Что вдруг скрючусь на полу прямо тут, в подвале, было маловероятно, и все же я неслучайно выбрал момент, когда искать меня никто не станет. На деле же я с определенной долей разочарования осознал, что ни один из этих предметов не выглядит даже смутно знакомым – за исключением, кто бы мог подумать, принадлежавшей Питеру игры “Донки Конг”. Вероятнее всего, игру изъяли, чтобы сравнить отпечатки пальцев, и вот теперь она вызвала поток довольно бесполезных воспоминаний (мы с Питером сидим на залитом солнцем ковре, каждый из нас жмет на кнопку, мы сосредоточены, толкаем друг дружку локтями, а склонившаяся сзади Джейми возбужденно выкрикивает команды), таких ярких, что я почти услышал бодрый, настырный писк игры. А вот при виде одежды, хоть я и знал, что она моя, внутри у меня ничего не екнуло. Что однажды утром я проснулся и надел все это на себя, казалось непостижимым. Сейчас она вызывала у меня разве что сострадание – маленькая футболка, Микки-Маус на носке кроссовки. Двенадцать лет – в те времена мы считали себя ужасно взрослыми.
Двумя пальцами я взял пакет с футболкой и перевернул его. Я читал о прорехах на спине, однако прежде их не видел, и сейчас они почему-то произвели на меня более сильное впечатление, чем эти ужасные кроссовки. Прорехи выглядели неестественными – идеально параллельные, аккуратные дуги. Неумолимо невозможные. От веток? – раздумывал я, уставившись на них. Может, я спрыгнул с дерева или продирался сквозь кусты и одновременно зацепился за четыре ветки? Между лопатками у меня начался зуд.
Внезапно меня потянуло прочь отсюда. Низкий потолок вызывал клаустрофобию, пыльный воздух словно застревал в горле, гнетущую тишину нарушал лишь гул проезжающих по улице автобусов. Я практически швырнул все обратно в коробку, запихал ее обратно на полку и поднял с пола кроссовки, которые собирался передать Софи.