В любви и боли. Противостояние. Том второй

Возможно ты не повысил его тональности даже на четверть октавы, но он все равно прозвучал для меня громче обычного… отразился в высоких потолках комнаты звучной вибрацией, тут же обрушив свой выбивающий удар по слуху и скрученным нервам звенящей дрожью. А может меня так трясло и до этого? И я лишь сейчас смогла это заметить, почувствовать, когда усилившийся озноб прошелся по всем позвоночным дискам невесомым скольжением невидимых лезвий тысячи ледяных осколков, вонзив свои микроскопические иглы в поры и нервные окончания сомлевшего эпидермиса. Смертельная шоковая волна, которая должна была вырвать из меня остатки здравого сознания, убить, в крайнем случае довести до истерики, но уж никак не толкать в твою сторону и совершать в состоянии полубредового транса невыполнимые движения.

Наверное, я осознала, что делаю, как только ментоловая слабость резанула сухожилия и суставы на моих трясущихся руках, когда я чуть было не поскользнулась ладонями о вощеную поверхность полированных полов в попытке преодолеть первые пару "шагов" к указанному тобою месту. И возможно это случилось как раз из-за того, что я не спускала с тебя заплывшего под густой пеленой слез почти невидящего взгляда. Я не видела, что делаю, как это делаю и зачем.

Мой новый рефлекс? Когда, как? И почему твоя совершенная маска беспощадного бога не меняется даже в искажении глазного хрусталика? Ничего. Та же бесчувственность, тот же заблокированный взгляд пустых, непримиримых глаз, чьи золотые клинки заставят тебя держаться за их острейшие грани не смотря самую нестерпимую боль и кровоточащие под их лезвиями раны.

Может поэтому я все это и делала? Ты меня принуждал это делать. Медленно вгонял в меня свои гребаные черные скальпели снаружи-изнутри, сминал своей сверхощутимой тенью-сущностью-волью… затягивал свой тугой ошейник на моем горле лишь силой своего ментального подавления. Подтягивал расслабленными пальцами левой руки невидимый поводок-цепь…

— Умница, — ни тепла, ни четко выраженного довольства в бархатной тональности твоего гиперуравновешенного голоса. Как будто ты продолжаешь мне зачитывать следующие пункты своего треклятого Протокола.

Мне бы зажмуриться, рвануть в ближайший угол, забиться в него пока не приедут санитары из ближайшей психушки, но я упрямо или тупо тянусь к тебе… далеко не изящными шагами далеко не грациозной кошечки. Ползу к твоему теплу, переступая по гладкому паркету дрожащими руками и коленками, едва не поскальзываюсь на собственных слезах, хотя почти не чувствую, как они сбегают с моего лица очень быстрыми змейками, срываясь на пол почти беззвучной дробью. Всего несколько футов до тебя, до твоей ноги, руки…

Боже… пожалуйста. Сделай же что-нибудь. Останови все это. Останови, пока не поздно и пока я еще хочу и тянусь к тебе… к твоей тени, к твоей долгожданной защите…

Мягкая ткань итальянской шерсти идеально отутюженных брюк… рельефное тепло твоего мускулистого бедра… Я сама не поняла, как вжалась в них щекой и виском, совершенно не соображая, когда и почему это сделала. Когда дошла до тебя… и как твоя бархатная ладонь коснулась моего лица, с щедрой благодарностью ласкового хозяина скользнув нежными пальцами по моей влажной от слез коже, от века и до подбородка, невесомыми подушечками фаланг выписывая по пульсирующим рецепторам прямо над линией края вжатого в мою шею ошейника. И я больше не могла… Бл**ь. У меня больше не было сил поднять голову и посмотреть в твое невозмутимое лицо. Я не хотела больше видеть ни его, ни твоих убивающих глаз. Только ощущать. Только впитывать тепло и смертельную негу твоих ладоней. То, что так разнилось с твоими словами, голосом и взглядом… (пока еще разнилось)

Прятаться от твоих жестких ударов в твоих же руках. Боже, я точно спятила. Окончательно и бесповоротно.

— Хорошая девочка… — (умоляю, хватит) — Ведь это же было не сложно, да, Эллис? И куда приятнее, чем принимать наказание от руки, которая может щедро вознаградить за все твои искренние старания и безупречное повиновение. А теперь сделай еще пару шажков к кровати, встань коленками на верхнюю ступеньку и ляг лицом вниз, грудью и животом на край матраца.

Пожалуйста. Я больше не могу и уж тем более не хочу. Позволь мне вцепиться в твою ногу. Если я не имею право тебя обнимать, дай мне хотя бы воплотить в реальность этот унизительный порыв. Пусть после этого я возненавижу себя еще сильнее, а ты прикуешь меня к окну на ближайшие трое суток, но я хотя бы сделаю это по собственному желанию.

— Эллис, тут всего пара футов. И тебе будет легче стоять.

Не правда. Ты все врешь. Там не будет тебя, твоей близости… твоей сводящей с ума ласки, нежных пальцев, за которые так непреодолимо хочется вцепиться собственными, прижать плотнее к своей щеке… оставить на них влажный след своих мокрых от слез губ.