В людских и лесных дебрях

Крестьяне постоянно принимали нас, за каких-то высоких чиновников, а так как что-либо выше губернатора они не могли себе представить, поэтому считали профессора губернатором и обращались к нему с множеством просьб, прошений и других своих дел. В одной деревне молодая крестьянка обвиняла своего мужа в том, что он избил её по пьяному делу; во второй деревне, супруги просили о разводе; в третьей — снова какой-то крестьянин утверждал, что его умерший отец был отравлен незаконными наследниками…

Из этого уже можно было сделать вывод, что бедный профессор должен был выполнять обязанности не только химика и геолога, но ещё и судьи, прокурора и священника! При этом всём, было очень трудно объяснить крестьянам, кто мы такие и каковы наши намерения и планы.

Вскоре закончились леса и начались чистые степи, покрытые травой. Стада овец и скота паслись всюду на неизмеримых пространствах Кулундинской степи. Около стад, верхом на лошадях находились пастухи. Это были киргизы-телеуты, которые владели этими пастбищами.

Однако российские власти бросили в эти степи волну мигрантов из Европейской России и поселили их в нескольких местах, отобрав часть пастбищ у законных владельцев — киргизов.

Это стало причиной споров и сильной неприязни между туземцами и приезжими, а также частых стычек между ними. Теперь с оружием в руках стерегли киргизы свои пастбища и стада и, как всегда в России с её захватнической психологией, часто проливалась людская кровь; затем же начинались разбирательства и суды, после чего тюрьмы и каторги наполнялись новыми обитателями; чаще всего это были наказанные за защиту своих законных прав киргизы.

Обращаясь в тюрьмах с молитвой к своему Пророку, напрасно пытались они понять, за что их бросили в тюрьму, и жили исключительно надеждой мести над захватчиками их земель, над полицией и судьями.

Можно легко себе представить, какие государственные и общественные отношения царили в этом крае, так безнравственно управляемым Петербургским Правительством. Киргизы, с которыми мы жили в дружеских отношениях, после отъезда сопровождающего нас полицая в Барнаул, рассказывали нам о целом ряде тяжелых испытаний и переживаний этого спокойного и культурного монгольского племени, и рассказы их дышали ужасом, отчаянием, и все чаще горячей ненавистью.

Кулундинские степи покрыты сетью небольших озер, чаще всего соленых. Самое большое из них Кулундинское озеро, отделенное болотистым поясом шириной около полукилометра от расположенного на юге озера Кучук. Это бассейны солёной воды, первое длиной семьдесят километров, а второе — двадцать пять. На запад от этой группы озёр тянется длинная полоса солёных озёр, доходящих до реки Иртыш; дальше на запад от Иртыша находится ещё значительная группа озёр на землях Большой и Малой киргизской орды.

На юге от Кулундинского озера, Кулундинские степи переходят в степи Белягаг и заканчиваются двумя большими озёрами, Зайсан и Балхаш, или Ак-Денгиз.

После двух дней путешествия мы, наконец, добрались до озера Кулунда и остановились в российском поселении на юго-восточном берегу озера.

Мы провели там столько времени, сколько было необходимо для приобретения киргизской юрты, баранов и хлеба, найма верховых лошадей и лодки, чтобы иметь возможность поселиться в степи, ездить по ней и работать на озере.

В этой деревне мы познакомились с услужливым полицейским, который принуждал нас к выслушиванию дел, совершенно не относящихся к сфере нашей компетенции.

Два дня мы провели без этого представителя власти, самой высшей и самой ужасной для крестьян и киргизов. После отъезда чиновника, жизнь, стесненная его присутствием, пошла обычным порядком. Сперва возобновилось пьянство, вероятно из тех соображений, что полицай, опасаясь нас, во время своей бытности никого не арестовал, не избил и не принял взятки. После пьянства между крестьянами начались уличные бои. Они дрались всегда ожесточённо и бешено, пуская в ход не только крепкие руки, но также колы и камни. В тот же самый вечер, когда уехал наш защитник — полицай, мы были вынуждены склеить несколько разбитых голов и поломанных челюстей. Несколько молодых, совершенно пьяных крестьян совершили нападение на киргизское стадо, пасущееся в десяти километрах от деревни. Они убили пастухов и забрали достаточно много овец и баранов. Снова возобновилось пьянство в честь «победителей». Этой ночью мы вообще не могли уснуть. Крестьяне шатались по всей деревне, кричали и пели пьяными голосами, играли на гармонях бравурные мелодии, оскорбляли друг друга самыми омерзительными выражениями, какие знает русский язык, дрались и били стекла в окнах.

Наконец все успокоилось. Пьяные мужики расползлись по своим хатам; часть их лежала и храпела прямо на улице или в придорожных рвах. У нас была однако надежда, что нам удастся немного отдохнуть и поспать. Увы! Эта ночь была полна несчастных случаев и тревоги.

Едва лишь мы только улеглись, как на улице раздался пронзительный крик.

— Горим! Горим!..