В обличии человека

– Это не работа, а сплошное удовольствие. Настя, распечатай мне, пожалуйста, две таблички на фотоальбомы, сейчас скажу какого размера.

Взяв в руки линейку, полковник аккуратно приложил ее к альбому и снял размеры:

– Так, ровно пятнадцать с половиной сантиметров, а лучше пятнадцать сантиметров и три миллиметра.

– А давай лучше пятнадцать сантиметров и тридцать две сотые, – пытаясь сдержать улыбку, сказала Настя.

– Не умничай, а то я посмотрю, как ты будешь потом это измерять на компьютере, – сказал Александр Петрович.

– Слушаюсь, товарищ генерал, разрешите выполнять, – через смех сказала дочка.

– Разрешаю, – ответил полковник и тоже рассмеялся.

– Папа, а какой год печатать?

– Текущий, – раскладывая фотографии по стопочкам, ответил он.

На полу, прислонившись к стене, стояла стопка фотоальбомов. Сбоку, на каждом из них была приклеена бирка с определенным годом. В самом низу лежали большие, красного цвета и немного потрепанные от старости альбомы, на которых золотыми буквами были напечатаны названия городов: Брянск, Ленинград, Череповец и другие. У каждого альбома была своя история жизни. Жизни, которую прошел полковник.

Открыв альбом с надписью Ленинград, Александр Петрович на первой странице увидел себя в форме лейтенанта.

– Как давно это было, как недавно это было, – с печалью в голосе сказал он.

Сергей Васильевич сегодня еще сильнее всколыхнул воспоминания, которые и так каждый день не давали ему спокойно засыпать. Как разбитую чашку, полковник попытался по кусочкам собрать мозаику тех ужасных недель его жизни.

Не сказав никому ни слова, Александр Петрович набросил на плечи ветровку и вышел из квартиры. Медленными шагами полковник спустился к Свислочи и тихонько побрел вдоль набережной.

Его тридцати шестилетняя служба оборвалась в один момент. Весь смысл жизни рухнул в одночасье.

– Господи, да я и сам бы уволился, мне оставалось всего полтора года до конца контракта, – думал про себя полковник. – Меня выкинули, как ненужную вещь! И ради чего? Ради кого? Я великолепно вел дела, все было просто замечательно.

В последние полгода до увольнения на Александра Петровича неожиданно стало поступать давление от высшего руководства, совершенно не причастного к его работе. Намеки на то, чтобы он освободил должность, изначально были ненавязчивыми и звучали больше, как шутка. В скором времени Виноградов понял, что это далеко не шутки, а запланированная «игра» неизвестных ему людей. Через несколько недель в его управление с внезапными проверками нагрянули неизвестные в штатском, которые перевернули с ног на голову всю документацию. Так ничего и не обнаружив, проверяющие ушли, но напоследок ясно дали понять, что они еще вернутся и обязательно докопаются до правды. Только вот какую правду они собирались искать, так никто и не понял.

Полковник понимал, что он ставит под угрозу безопасность своих подчиненных, а играть жизнями своих людей он не хотел. Вспоминая последний разговор с руководством, Александр Петрович осознал, что помощи и поддержки со стороны людей, на которых он раньше мог рассчитывать, он не получит, а предъявляемое требование немедленно покинуть должность и передать ее другому человеку – стало «устным» приказом.

Еще до увольнения Александр Петрович узнал, что именно стояло за его срочным увольнением – должность являлась благодарностью за оказанные услуги руководству. Новый начальник в недалеком прошлом оказал «помощь» в постройке нескольких дач одному из министерских «боссов». За проделанную работу был установлен прейскурант – хорошая должность в столице.

Узнав, за что у полковника забрали его детище, смысл его жизни, первые несколько недель он не мог ни спать, ни есть, а единственным утешением был алкоголь. Невыносимая, жгучая боль от нанесенного удара, наполненного подлостью, малодушием и жадностью, разрывала ему сердце. Все, во что он верил, рухнуло в одночасье. Получив пощечину от тех людей, которым он служил, которым доверял – вера офицера была разрушена. А слово «честь» утратило тот великий и неприкосновенный смысл, с которым он жил всю свою жизнь.

Сейчас, спустя время, рана на сердце Александра Петровича начинала затягиваться, но он четко осознавал, что никогда не сможет забыть и простить.

Окутанный своими мыслями, он и не заметил, как дошел до моста, который разделял «мир детства и развлечений» с одинокой аллеей, омывавшейся Свислочью. Глядя на мелкие волны от быстрого течения, темп которому задавал внезапно возникший теплый весенний ветер, полковник попытался также быстро прогнать гнетущие его мысли.