В поисках императора

И как прежде его земляки, обитатели палатки номер сорок семь в этот вечер не могли усидеть на месте, слушая игру Василия. Одни пустились в пляс, другие отбивали ритм каблуками, забыв Ипсиланти, тайгу, загубленные жизни товарищей, свой поход и войну.

– Эх, животом клянусь, как только дойдем до Тобольска, выпью столько водки, чтобы спать без продыха три дня! Хватит с меня дурости нашего князя! – закричал Михаил, остановившись, чтобы схватить бутылку и сделать несколько больших глотков. – А тебе, Игнатик, я оставлю весь мой спирт, ты ведь все равно в нем никакого вкуса не находишь!

Игнат, совсем юный стрелок из первого батальона, сидел в углу рядом с лежаком Михаила и широко распахнутыми голубыми глазами смотрел на товарища, который безудержно хохотал, передавая друзьям бутыль, и хлопал в ладоши, подстегивая Василия играть еще быстрее.

– Поздно уже, мы, наверное, разбудим всех? – Игнат спрашивал скорее глазами, чем голосом, а Михаил снова зашелся смехом:

– Послушайте-ка этого ангелочка! Да ты не слышишь разве, что не у нас одних праздник сегодня? Помолчите все, да послушайте, Бога ради, если еще не перепились окончательно!

Все уже были порядком пьяны и все же, недовольно поворчав, угомонились, каждый там, где его застал приказ Михаила: кто сидя, кто стоя, а кто и лежа.

Да, их друг был прав, в этот вечер праздновали все, и не только люди. Из палаток доносился глухой шум, похожий на далекий гул, изредка прерываемый звонкими, но тут же затухающими взрывами смеха. А на более высоких и сильных нотах в ночной темноте скрипели на ветру ветви деревьев, им аккомпанировало журчание ручья и целый оркестр странных звуков, как будто это рычали, выли, мяукали никому не ведомые звери, собравшиеся в этом бескрайнем лесу именно рядом с тем местом, на которое, пришпорив коня, указал рукой в белой перчатке князь Ипсиланти, приказывая сделать привал.

Тайга появилась ближе к вечеру, после тяжелого, жаркого дня. Ипсиланти заметил ее в бинокль: зеленая полоска вдоль колышущейся линии горизонта. С каждым следующим шагом формы деревьев становились все четче, а глаза солдат оживали. Конечно, в лесу можно потеряться и погибнуть, это правда, но в нем можно жить, потому что можно охотиться и заготовлять дрова, прятаться от солнца в тени деревьев и слушать пенье птиц. Тут же по колонне прошел слух, что царь ждет их там, где кончается этот лес, в Тобольске, до которого несколько дней пути, в городе cв. Алексия, и всем показалось, что конец пути близок. Некоторые из солдат были родом из тобольских деревень. Названия Березово, Ивдель, Лосьва перелетали из уст в уста. Поэтому вечером праздновать начали не только в палатке Василия, в чем и убедились, прислушавшись, его товарищи. Они снова зашумели, зазвенели стаканами, Василий заиграл.

– Давай, братишка, иди сюда! Спляшем вместе, давай!

Пока товарищи хлопали в ладоши и подпевали, Михаил подошел к Игнату почти вплотную, но тот ни в какую не хотел подниматься.

– Смотрите, какой он у нас красивый! Только не больно-то таращьтесь, а то он покраснеет… Знаете, прошлой ночью он говорил во сне и руками махал…

– Нет, Миша! Не надо, я прошу тебя! Оставь меня в покое… – просил Игнат.

– Ну, не бойся, что плохого в том, что тебе снилась мать? Этот ангелочек видел во сне свою мать, святая, видно, женщина, просил ее не верить в то, что он забыл ее и не хочет возвращаться уже три года. Обещал скоро вернуться и отвезти ее в Москву, посмотреть на Кремль и помолиться в Успенском соборе…

– Придется тебе, Игнат, и во сне помнить, что говорят про Москву. Кто знает, что там сейчас… – это сказал Ефим, старший сержант. Он был крив на один глаз, из-за чего стрелял с левого плеча.

После этих слов все посмотрели на него, но ничего не ответили. Никто не хотел задумываться о серьезном в этот вечер. Они были уже сыты дурными новостями и мрачными предчувствиями. Сегодня им не хотелось вспоминать о товарищах, умерших от истощения, о скудности пайков. Не стоило ему портить праздник, этому зануде. Вот он всегда, так – вечно недовольный, вечно лезет спорить. Поэтому и остался до пятидесяти лет сержантом, не поглядели на его раны и повязку на глазу.

И все же он добился своего. Все задумались. О далекой войне, которая забросила их в эту глушь, где они и не солдаты вовсе, потому что не воюют, а словно ищут, ищут чего-то и не находят. Чего они ищут, после стольких месяцев пути? Только ли царя-батюшку? Может, ищут лишь подтверждение тому, что еще живы? Может, именно об этом хотели они забыть, напиться и забыть? Хорошо хоть лето вернулось, самое настоящее лето, жаркий июль 1918 года от Рождества Христова…

– Хватит, Михаил! Я не хочу больше, оставь меня в покое! Что я тебе сделал?!

Красивое и совсем юное лицо Игната стало еще прекраснее, когда из глаз его брызнули и потекли по щекам злые слезы. Михаил, обняв стрелка, потащил его за собой в круг танцевать.

– Ты же такой красавчик, Игнатик! Почище всех девушек! Но мы им этого не скажем, когда придем в город, не бойся, не скажем! А то они по ночам замучают тебя…