В поисках императора

– У меня нет больше ни времени, ни сил, чтобы искать спасения, я больше не могу слушать тебя! – И Николай посмотрел на свое кольцо с сапфиром, отражающее холодное сияние луны. Это было кольцо его отца, оно сидело на пальце так прочно, что снять его было невозможно.

– Дослушай, я перелетел через всю Сибирь, чтобы попасть к тебе, не будем терять времени, – молил соловей. – Ты должен остерегаться того, кто находится здесь, будь осторожен, послушай меня, Николай, послушай, – настаивал жалобный голос.

Вдали за садом Исеть замедлила свой бег, попридержала течение, чтобы не помешать соловью рассказывать царю то, что он должен был рассказать. Юровский спал в своей комнате на первом этаже после вечернего заседания Совета в гостинице «Америка». Дыра в небе, через которую сегодня полилась вода, должна быть заделана, и найдется множество способов навести порядок. Теперь об этом позаботится он, раз сама история оставила белое пятно в судьбе Романовых телеграммой из Москвы Уральскому Совету. В кармане Юровского еще лежали те листки, на которых большевики написали имена одиннадцати узников Ипатьевского дома, чтобы проголосовать за смертный приговор. Их жалость сохранила жизнь только одному человеку – юному поваренку Харитонова, Леониду.

Белые наступали на город с такой же неторопливостью, с какой приближался гость в зеркале. Наверное, они доберутся сюда слишком поздно, и Николай вместе с рекой успеет наконец выйти в открытое море. Наконец-то он понял, что нужно делать. Прочь все сомнения! Он пристально посмотрел в зеркало; ему стоило отчаянных усилий не опустить глаза, выдержать борьбу с темными силами зазеркалья.

То гда в зеркале появился Он, глаза его сохраняли то же выражение, с которым встретили смерть в Юсуповском дворце в Петрограде.

– Уходи, дай нам умереть спокойно.

– Без моей помощи вы не сможете спастись.

– Уходи и оставь в покое мою дочь, ты нам не нужен!

– Я могу погубить твоих врагов, ты – царь, разве тебе не нужна победа? – лицо Распутина подрагивало в чахнущем свете единственного огонька. – Я дам тебе власть над временем, ты сможешь вернуться в тот год своего царствования, который тебе больше по душе, либо к твоему отцу, можешь позвать его на помощь вместе с твоими братьями и всеми твоими войсками, подумай как следует…

И Николай увидел в зеркале своих братьев: сначала бледное и безжизненное лицо Георгия, потом упавшего на землю Михаила, после узнал отца, его руки, протянутые к нему с мольбой освободить их всех из вечности. Он ударил кулаком по зеркалу. Дом дрогнул, залаял Алешин спаниель, но никто не проснулся.

Дрожащий, взмокший от пота, он повесил упавшее зеркало на место. Удивительно, но только одна трещина прорезала серебристую поверхность. Николай увидел свое отражение таким, каким не видел его прежде, – в целом хороводе лиц: Матильда, Аликс, Елизавета, мать, толпа перед Зимним дворцом… Затем он увидел – и это было мучительнее всего – потерянных в бесконечном марше по Сибири солдат, с потрепанными имперскими флагами, услышал последнюю команду полковника, которую уносит ветром, прежде чем тот падает с коня, пораженный пулей. Кто этот человек? Слегка вытянутое лицо, жесткие глаза были ему знакомы, где-то он их уже видел, а последний возглас офицера все звучал в ушах, как бесполезное уже предупреждение…

Глава девятнадцатая

Бродячая цирковая труппа, приехавшая в Тобольск за несколько дней до праздника покровителя города cв. Алексия, который отмечался 17 июля народными гуляньями, сразу же почувствовала, как сильно переменился город за прошедший год. Труппа прибыла на высоких повозках, в которых хранились их чудесные орудия, каждый год обновляемые и тем не менее всегда те же самые. Первую ночь провели они по обыкновению около Свято-Андреевского монастыря, где сестра Владимира была пострижена в монахини. Кривой на один глаз, с черными прямыми волосами, собранными в конский хвост, с тяжелой золотой бляхой на глазу, Владимир всегда заставлял своих артистов благословлять в монастыре весь волшебный реквизит труппы: машину для извлечения громовых ударов, механизм, пускавший дождевые струи на первые ряды зрителей, маски, кривые зеркала, способные исказить реальность так, что человек в них не отражался, взрывчатые смеси, сосуды со смесями наркотического действия, фильтры, эликсиры.

Со всем этим добром благословлялась и Надя, карлица-татарка, которая не переставала говорить во сне вот уже четыреста двадцать восемь дней и столько же ночей. Именно Надя уловила и назвала то, что неопределенной угрозой висело в воздухе. Она почувствовала это сразу же, еще до того, как народ, собравшийся на площади, начал шикать и освистывать неудавшийся иллюзионистский трюк французского мага Атанора – потрясающую воображение вспышку пламени над городом, которая должна была посеять страшную панику, а потом в три секунды исчезнуть, оставив в воздухе нежный запах сирени ради успокоения толпы.