В полдень на солнечной стороне

Выходя из цеха, Петухов ошеломлённо увидел свою увеличенную до огромных размеров физиономию на фотографии, вывешенной на заводской Доске почета. Затем о нём напечатали в многотиражке, а вслед за ней в городской и областной газетах. К нему стали обращаться с просьбами поделиться своим новаторским опытом. Его фамилию стали называть, когда избирался состав президиума разного рода собраний.

Петухов вначале совестился всего этого, говорил Золотухину, конфузясь:

- Ну чего они, в самом деле? Это же всё не мое, а от вас нахватал - ваше!

На что Золотухин отвечал пренебрежительно:

- Ты меня со втулками не касайся и даже не упоминай. Шимпанзе за сахар такому обучить можно, не то что человека. - Советовал: - А ты пока терпи - воодушевляйся! Овладевай простой работой, на ней постепенно набирайся ума на более ответственную заготовку. Это тебе пока все равно: будто в лес с ружьем пошёл, а вместо зверя и дичи в лукошко грибы собираешь. Пока ружьем не овладел, грибы брать - тоже правильно и полезно.

Соня сказала сияя:

- Я уже думаю, не пойти ли нам с тобой снова в загс?

- Это зачем? - встревожился Петухов.

- Ну, когда мы с тобой регистрировались, я свою фамилию оставила, думала - «Петухова» смешно звучит. А сейчас: «Петухов! Петухов! Выдающийся ударник! Заводская слава!» - Добавила смущенно: - Даже в клубе, узнали, что я Петухова, сменили билет на первый ряд, где сидят все лучшие.

Прижимаясь, водя своими теплыми губами по его лицу, с полузакрытыми глазами, с манящими тенями от ресниц, она говорила шепотом:

- Я так рада! Ты теперь снова не просто так, а как раньше - лейтенант, а я самая рядовая, и ты меня любишь, хоть я и рядовая.

Петухов спросил обеспокоенно:

- Так ты что? И на фронте только за то, что я лейтенант был? За это?

- Когда я не жена была, кто ты был, не имело значения, а вот жена - это совсем другое. Все, что в тебе есть, мое тоже. Понимаешь?

Но когда Соня пытливо и увлеченно расспрашивала, как он сумел работать лучше всех, Петухов мямлил, бормотал что-то невразумительное.

И Соня воспринимала это как проявление скромности, застенчивости, нежелание говорить о сокровенном, как это бывало на фронте, после боя, когда он уклонялся рассказывать о пережитом им лично, но охотно хвалился своими бойцами.

Но вот получилось так, что обработанных Петуховым втулок хватило для многомесячного запаса, и больше нарядов на них не поступало.

Золотухин дал Петухову другие заготовки, более усложнённой конфигурации, сообщил с удовольствием:

- Ну, Григорий, теперь шевели мозгой! Штуковина хоть с малой загадкой, но всё-таки для работы приятная.

Петухов с трудом вытянул за смену норму, а две заготовки запорол. И дальше у него шло не лучше.

Известно, что изготовить деталь в абсолютно точном соответствии с чертежом практически невозможно. Точность её изготовления характеризуется тем, насколько каждый действительный размер отличается от расчётного. Поэтому существуют нормы допустимых отклонений действительных размеров деталей от указанных на чертеже, при которых обеспечиваются взаимозаменяемость и нормальная работа деталей в машине. В пределах этих допустимых отклонений и надо изготовлять детали.

Значит, точность их обработки в какой-то степени бывает выше или ниже по приближении к расчётной.

ОТК принимает, завод оплачивает изготовленную деталь в пределах допустимых норм. Но в тонкости и точности её обработки и выражается в высшей степени не только мастерство её изготовившего, но и все высокие духовные, нравственные качества, присущие её создателю.

И в степени приближения к недосягаемому абсолюту точности явственно выступает бескорыстие, воодушевление своим трудом человека, покоряющего самое изощрённо сложное, трудное и рискованное во имя торжества рабочего искусства и даже упоения им.

Вообще же, когда в сборочном цехе обнаруживался дефицит какой-нибудь детали, и начиналась за ней гонка, ОТК ослаблял к ней свою требовательность, и сборщики в интересах дела брали на себя доводку её, подгонку и даже сами дополнительно обрабатывали её, доводя параметры до должного типоразмера. В такой обстановке не осуждали, что изготовлены эти детали в пределах низших норм точности, а не высших.

Поэтому Петухов не слышал ни от кого укоризненных слов.

Обрабатываемая им деталь была дефицитной, и он избавлялся этим от риска в последних проходках резцом приближаться к той границе, за малейшим пределом которой деталь могла оказаться запоротой.

И если на фронте он прочно научился преодолевать боязнь, трусость, то здесь, у станка, испытывал и то и другое по мере того, как резец приближался к заповедной поверхности, за тончайшими пределами которой таилось его поражение - брак.

У Петухова от волнения потели ноги, багровели уши и, самое скверное, увлажнялись руки. Мерный инструмент скользил в пальцах, а риски на нём зловеще предупреждали о той опасности, которой он подвергает деталь, приближаясь к ещё далекому и непостижимому абсолюту точности, недосягаемому для его рук.