В полдень на солнечной стороне

   — Если станок такой уж очень хороший, значит, им тоже награждают за что-нибудь особенное. А ты сам говорил - муфты обрабатываешь, а они вроде втулок. Значит, это все равно что из противотанкового орудия по пехоте кумулятивным снарядом стрелять. Неправильно!

Она подняла глаза, посмотрела пристально на Петухова, спросила сочувственно:

- Может, тут какая-нибудь неправда есть? Ты вдумайся! Я знаю, ты, как больной, сейчас переживаешь. Мы ведь неправды между собой не боимся, зачем же перед другими её бояться?

- Отказаться, значит? - спросил Петухов.

- Если уверен - полноправно дали, тогда не надо. Сомневаешься - откажись!..

- Ты же новую технику компрометируешь, - упрекнул начальник цеха, - движение скоростников мараешь. Как люди тебя поймут?

- Поймут правильно, - сказал Петухов.

- Ну-ну, валяй в самоотставку!

И поставил Петухова к старому, изношенному станку, назначенному к списанию.

Петухов промучился на нём всю смену, норму не выполнил. Но когда он пришёл на следующей день, то увидел, что за его станком копошатся Золотухин и Зубриков. Они прогнали наладчика и собственноручно занялись наладкой станка.

И когда Петухов стал работать, Золотухин и Зубриков частенько подходили к нему, давали советы с той прежней своей озабоченностью, какой он давно не чувствовал. И снова они, как прежде, говорили с ним о самом сокровенном, по постигли в своем труде, и уже не как старшие с младшим, как с равным себе, понимающим душой все тонкости дела, которые доступны только тому, кто способен постигать их, эти тонкости, как самую главную цель своей жизни, как призвание, как радость открытия тайн мастерства.

Петухов приходил теперь домой бодрый, хотя портрет его с Доски почета убрали. Но высшей радостью для него в эти дни было то, что из цеха сборки пришёл мастер и сказал:

- Вот что, Петухов, признаюсь тебе. Приволокли после тебя детали. Ну, я говорю, как всегда, ребятам: «Замеряй!» Стали замерять, а это вовсе и не требовалось. Все тютелька в тютельку, без доводки, притирки, как птенчики в гнезде, в полном аккурате вмещаются. - Твёрдо пожал руку, произнёс почтительно: - Спасибо за внимательность к нам. - Развёл руками. - А то сам знаешь: шабришь-шабришь, а дело стоит. Не сборка получается, а одна доводка. Бежать в механический с вами, станочниками, ругаться, время на такое тратить жалко. Всё внутри кипит, но собственноручно дотягиваешь до законного параметра. А вот когда деталь сама ложится, словно её магнитом в положенное ей место из твоих рук втягивает, настрой души - хоть пой, хоть пляши. Не работа - музыка! Все как по нотам получается!..

Директор вызвал к себе Петухова, посмотрел на него, щурясь, словно сквозь прицельную рамку, спросил:

- Ну?

Петухов молчал, ожидая дальнейшего.

- Все вы народ штучный, - сказал со вздохом директор, - экземпляры! - Махнул сердито рукой, не давая ответить. - Таких, как ты, на заводе больше чем половина. Вот и надо им внушить надежду, уверенность на твоем примере! Схитрил, думаешь? Ну и схитрил! Конечно, такие, как Золотухин, Зубриков, всё могут! Но это же уникумы, профессора своего дела! Какое же движение на их примере может получиться, раз они - уникумы? Не будет массовости. Это всё равно что чемпиона мира привести на заводской стадион и сказать нашим физкультурникам: «Вот вам! Делайте теперь всё, как он! И всё у вас получится!» - Пожевал губами. - Хоть ты меня и подвёл, но факт получился, в общем, полезный для воспитательных целей. Выходит, я садминистрировал. И осекся! - Спросил сердито: - Чего молчишь?

- А я с вами согласен, - сказал, защищаясь добродушной улыбкой, Петухов.

33

Дома Соня сказала озабоченно:

- Золотухины нас на вечеринку позвали. Брюки твои глаженые на столе лежат, не трогай. Я чемодан на попа поставила, на нём поешь. Только смотри, немного, в гости же пойдём.

Соня, чтобы не мять новое платье, ходила по комнате в одних трусах и лифчике, но уже причесанная, напудренная, наодеколоненная.

Петухов осторожно поцеловал Соню сначала в шею, где виднелся белесый шрам, потом в щеку, но когда стал искать губами её губы, она только вздрогнула, попросила жалобно и покорно гаснущим голосом:

- Не приставай!

Вдруг рассердилась и сильно отшлёпала его по рукам.

Когда Соня стала завязывать на Петухове галстук, он закрыл глаза и принял позу как бы приговоренного к казни через повешение. Открыл глаза, оглядел Соню, сказал огорченно:

- Не платье на тебе, а просто как купальный костюм, все заметно!

Соня усмехнулась и ничего не ответила.

- Интересно, - сказал Петухов, - почему ты, уходя из дому, пудришься, а приходя домой, не пудришься, если считаешь - напудренная лучше? Так почему для меня не пудришься?

- Ты у меня умненький, - сказала Соня. - Все глубоко осмысливаешь!

Глядя на туфли на высоких каблуках, красиво и статно приподнявшие Соню, Петухов мрачно заметил:

- Тоже обманное приспособление. И чулки для чего такие? Чтобы конечности как голые выглядели?