В полушаге от любви

— Вы сорвали очень большую игру, леди Антего, — произнёс виконт, гипнотизируя меня взглядом. — Полагаю, вы хорошо понимаете, что такие вещи не прощают.

Он громко стукнул рукой по столу. Это было так неожиданно, что я вздрогнула. Не менее неожиданно в комнату вошли двое крепких мужчин. Видимо, им заранее было сказано, что делать. Поскольку оба сразу двинулись прямо на меня, один лишь секунду замешкался, передав Монторру какой-то предмет. Первый схватил меня за плечи и опрокинул на кровать, потом зачем-то вытянул руку. Второй придавил ноги. Я извивалась, но с ужасом поняла, что едва могу пошевелиться. А виконт подошёл и вонзил что-то острое в мою вену.

Боль не была сильной, но от неожиданности я вскрикнула. Ещё несколько секунд — и всё было кончено. Монторр отвёл руку, в которой я теперь разглядела шприц — новомодное изобретение лекарей, позволяющее ввести лекарство непосредственно в кровь пациента. Виконт отошёл и сел на прежнее место. Мужчины ослабили хватку, а через секунду тоже меня отпустили. И, следуя молчаливому приказу виконта, покинули комнату.

— Что всё это значит?! — От нервного перенапряжения я почти кричала, прижимая ладонь к тому месту, куда был сделан укол.

— Это значит, что вы скоро умрёте, — удовлетворённо произнёс Монторр и с интересом посмотрел мне в глаза.

Я сразу же ощутила слабость во всём теле. Будто на меня повесили огромные гири, которые теперь придавливали к земле.

— Что вы хотите этим сказать? — Голос прозвучал очень тихо.

— Я хочу сказать, — Монторр так и не отрывал взгляда, словно ему была чрезвычайно любопытна моя реакция, — что вам только что вкололи порцию яда. Точнее сказать, смертельную дозу снотворного. Так что не будет ни болей, ни агонии. Вы просто уснёте — и никогда не проснётесь.

Меня передёрнуло. Но я постаралась взять себя в руки. Нельзя выдавать своё душевное состояние этому ублюдку. Умереть тоже надо с достоинством.

— Зачем это вам? — ледяным тоном спросила я.

Виконт пожал плечами и улыбнулся — непосредственно, почти по-ребячески.

— Ну я же говорил: после того, как вы сорвали мои планы, оставить вас в живых никак нельзя. Во-первых, вы слишком много знаете. А во-вторых, должен же я получить хоть какое-то моральное удовлетворение после крушения собственных планов. Хочу хотя бы посмотреть, как вы умрёте. Понаблюдать, как из последних сил боретесь со сном. Как против воли опускаются ваши веки. Как вы падаете на постель и засыпаете — сладко-сладко. Может быть, я даже поглажу вас по голове и поудобнее подоткну одеяло. А потом вы перестанете дышать — но это не сразу.

— Замолчите!

Я вскочила с кровати. Сжала зубы, чтобы не радовать его ещё сильнее. И, повернувшись к Монторру спиной, подошла к окну.

Больше мы не разговаривали. Я стояла и смотрела в окно, надеясь на то, что виконт хотя бы уйдёт и мне не придётся держать лицо. Но он терпеливо сидел, и я ощущала спиной его испытывающий взгляд. Над домом с криком пролетела стая птиц, возвращающихся в родные края. Собирающихся вить гнёзда и дарить жизнь крохотным птенцам.

На глаза навернулись слёзы. Очень жаль Кэмерона. Наверное, он будет винить в моей смерти себя. Виконта Монторра ждёт очень неприятный сюрприз. Всякий, кто нанесёт мне обиду, об этом пожалеет. До сих пор Кэмерон выполнял это обещание. Вот только жаль, что я не могу порадоваться вашей скорой гибели, виконт. Поскольку для меня она ничего уже не изменит.

Я зевнула, и дёрнулась, как от удара. Шорох за спиной известил меня о том, что такое развитие событий не осталось для Монторра незамеченным. Меня охватила паника. С огромным трудом я подавила второй зевок. Тряхнула головой. Нельзя спать. Нельзя поддаваться. Может быть, я смогу справиться с действием препарата? Если всё время пребывать в движении, не садиться и тем более не ложиться, я ведь не усну? Я не имею права заснуть. Бодрствовать — значит жить.

Я принялась ходить из угла в угол по комнате, периодически растирая себе виски и резко мотая головой. Виконт по-прежнему неотрывно за мной наблюдал, но я уже не обращала на него большого внимания. С достоинством умереть или нет — какая разница, если в итоге всё равно умираешь? Мысли о Кэмероне тоже перестали меня посещать. Теперь меня волновало лишь одно — попытаться сохранить себе жизнь, а если я обречена, то хотя бы продлить её на столько, на сколько возможно. Пусть на минуту, пусть на несколько секунд.

Подавить очередной зевок не получилось. Я ускорила шаг и принялась ожесточённо тереть глаза. А потом снаружи раздался какой-то шум. Я услышала его сквозь пелену уже окутывавшего сознания тумана. Повернула голову и, щурясь, уставилась на дверь. Она расплывалась перед глазами, и я напряглась, чтобы сфокусировать зрение.