В самой глубине

Фиона не пустила меня дальше порога, но протянула мне стакан мутной воды, и я притворилась, что отпила немного. У нее были тонкие запястья. В сарае стояла койка с парой одеял и газовая плитка со сковородкой. В углу были составлены пустые консервные банки из-под фасоли. Больше там ничего не было. Фиона выглядела так, словно только выползла из подземелья, по которому давно карабкалась, не видя света. Она была не то чтобы высокой, но сутулилась. Мне пришли на ум старухи, делавшие ставки у букмекера неподалеку от моей работы. Она так сильно щурилась, что, казалось, ее глаза не вытащишь никакими щипцами. Над губами у нее росла густая темная щетина, и так же на переносице и подбородке. Воздух в сарае был спертый. Не вонючий, но застоялый. Я подумала, принимала ли она душ по ночам из шланга прямо в саду – как делали мы, живя на реке, – запрокинув лицо под холодными брызгами, пока дети смотрели на нее из дома. Или же она проскальзывала в дом, когда все спали, босиком, оставляя грязные следы, и полоскалась в раковине, заодно подъедая все несвежие продукты. Она не выглядела голодной, просто перехватывала что и как придется. Я знала это ощущение.

Глядя на нее, я вдруг поняла, почему Маркус был так одержим тобой. Почему он ходил за тобой по пятам и пристально наблюдал за всем, что ты делала, почему так слушал, ловя каждое слово. Роджер и Лора были правы насчет той учительницы; Маркуса притягивали сильные и более старшие женщины. Маркус любил Фиону, как позже любил и тебя, и никакой другой любви для него никогда не существовало.

Я знала Маркуса, сказала я.

Я не знаю никаких Маркусов.

Ее кожа шелушилась. Я подумала о телефонном звонке и о том, что мне сказала женщина в конюшне о тебе – как ты возникла там и исчезла. Я не могла терять время; мне хотелось схватить ее за плечи и трясти, пока из нее не высыплется все, что она знала.

Когда вы знали ее, сказала я, ее звали Марго, и вы сказали ей уйти из дома. Вскоре после этого она оказалась в том месте, где я жила тогда с матерью, на реке.

Я шагнула в сарай, но Фиона загородила мне путь койкой, сжав зубы. Я начала понимать, что для них услышать имя Марго было то же самое, что для меня услышать твое имя: тот призрак за моим столом, который уселся и съел всю еду. Волосы у нее на макушке поредели, так что просвечивала кожа.

Я просто хочу знать, что произошло. Непроизвольно мои руки поднялись, и я медленно опустила их.

Зачем?

Потому что это может помочь мне найти Маркуса, Марго. Мне нужно найти ее.

Зачем?

Я посмотрела на нее. Что-то в ее лице напомнило мне кирпичную стену, бесчувственную и непроходимую. Она долго держала при себе свои секреты.

Потому что, сказала я, моя мать может быть в беде. Я не видела ее шестнадцать лет, но теперь мне нужно найти ее, и, может быть, Маркус знает, где она. Просто скажи мне, что ты сказала в тот вечер.

Ты им не скажешь? Ее голос срывался на шепот, словно она давно не говорила. Она наставила на меня оба указательных пальца, и я поняла, что она угрожает мне.

Ты им не скажешь, повторила она.

Я им не скажу.

Она сверлила меня взглядом. А что я получу? – сказала она.

Что?

Я никому еще этого не говорила. Я храню мой секрет. Зачем мне говорить тебе? Мне нужно что-то взамен.

Я вынула из кармана все деньги, какие там были – две свернутых двадцатки – и протянула ей.

Она покачала головой. На что они мне?

Я не знаю, что еще тебе дать.

То же, что я – тебе. Я хочу узнать, что произошло. Она слегка дрожала.

Что произошло?

Когда ты познакомилась с ней и она осталась с вами, что с ней произошло?

Я мало что помню. Я заставила себя забыть большую часть. Извини.

Она ничего не сказала на это. И я вдохнула поглубже и стала рассказывать ей о реке и о лодке, на которой мы с тобой жили; о том, как однажды пришел Маркус со своей палаткой и остался с нами примерно на месяц. Рассказывая все это, я поняла, что помню больше, чем думала; что воспоминания постепенно возвращались ко мне, незаметно для меня. Я рассказала, как мы играли в «Скраббл» и читали энциклопедию, и мастерили ветряные колокольчики и капканы. Рассказала, как я влюбилась в Маркуса, совершенно по-детски, самозабвенно и безответно. Я рассказала ей о тебе, о твоих уроках по энциклопедии, о твоем крутом нраве и долгом, суровом влиянии на меня. Мы боялись чего-то, сказала я, но я не помню, чего именно.

Рассказав все это, я почувствовала себя выжатой, и мне стало почти стыдно. Удивительно, как твой образ, словно мрачная тень, накладывался на все, что имело для меня какое-то значение – на Маркуса и даже на меня саму. Но так или иначе, Фиона покачала головой, выражая недовольство.

Что?

Этого мало, сказала она.

Река

Новые истины. Ее звали Бен, или Джейк[10], или Мэтью[11]. Ее звали Леонард, и она была мальчиком. Ее звали Пирс[12], или Джонни, или Мозес[13]. Ее звали Джо, или Дэвид[14], или Питер[15]. Она не убегала из дома. Она не встречалась с человеком по имени Чарли и не убивала его. Ее звали Аарон, или Брэд, или Мартин, или Ричард. Ее звали Алистер, или Джек, или Гарри.