В сетях обмана и любви

Ник удивленно вскинул бровь на такую ее прямоту и решил ответить той же монетой.

– Она была девственницей, бабушка. Что, по-вашему, мне оставалось делать?

Герцогиня скривила губы.

– Я ожидала, что ты поступишь так же, как обычно ведут себя большинство мужчин. Рада, что в этом случае – но лишь в этом случае – ты не относишься к большинству.

– Вы имеете в виду, что я не Дэвид, – сказал Ник.

Она расправила на коленях свое черное платье.

– Да, ты не он. Если бы не ты, твой брат был бы жив. Но ты стал герцогом вместо него. Маргарита – твой последний шанс вернуть себе доброе имя, исполнить свои обязательства перед братом и твоим титулом. Пришло время взрослеть.

Ник сердито взглянул на герцогский перстень у себя на пальце. Итак, бабушка слышала все сплетни, которые сочиняли о нем. И ей не важно, что ни одна из них не соответствует истине. Она хотела верить в худшее. Никогда не расспрашивала его о годах, проведенных на войне. Или о том, как он проводит время теперь, когда вернулся домой. Она видела его таким, каким ей хотелось его видеть. Виновником всех неудач Дэвида. Происхождение делало ее младшего внука пригодным для производства наследника. В остальном же она не испытывала к нему любви.

Николас посмотрел на мраморный профиль старой герцогини. Ее бы тут же не стало, узнай она, что ее любимый Дэвид был игроком, лжецом и мотом. Ник никогда не поступит с ней жестоко, хотя именно так она обходилась с ним, и не расскажет ей об этом. Но он не допустит, чтобы она испортила его ребенка, превратив его во второго Дэвида. Скорее он позволит своему невезению свести себя в могилу.

Вошел Гардинер с чайным подносом.

– Попросите молодую герцогиню присоединиться к нам, – сказала бабушка.

– Она покинула дом, ваша светлость, некоторое время назад, пешком. – Гардинер спокойно разливал чай, очевидно, не замечая напряжения, возникшего в комнате. Лицо старой герцогини опасно побагровело, и она пронзила Николаса уничтожающим взглядом.

– Вы свободны, Гардинер. – Бабушка подождала, пока дворецкий вышел из комнаты, и набросилась на внука: – Черт тебя возьми, что ты ей наговорил?!

– Я сказал ей, что она самозванка, и потребовал, чтобы она убиралась из нашего дома.

На этот раз бабушка была по-настоящему рассержена.

– Что ты наделал? Болван! Немедленно отправляйся и верни ее!

Ник пересек комнату и налил себе выпить.

– Она охотно покинула этот дом, и я не особенно хочу, чтобы она возвращалась.

Старая герцогиня удивленно воззрилась на него.

– Только подумай, какой разразится скандал! Твоя жена ушла от тебя, бросила тебя наутро после свадьбы. Что подумают люди?

– Полагаю, они подумают, что я такой же, как большинство мужчин.

Герцогиня ударила тростью в пол, гневно глядя на внука. Но она была бессильна сейчас заставить его выполнять ее приказы. Да и сам он больше не собирался позволять ей это. Ник понимал, что ему придется поехать за женой, и достаточно скоро, но ему нужно было время решить, что он ей скажет. Да и Маргарите будет полезно какое-то время провести со своей мамашей.

– Отправляйся и привези ее назад! – настаивала бабушка.

Николас оставил выпивку нетронутой и направился к двери.

– Может быть, завтра, – сказал он и вышел из комнаты.

Когда он снова увидится со своей женой-обманщицей, непременно возьмет над ней верх.

Глава 21

Гектор наблюдал, как Флора раздраженно кружит по ковру в его гостиной, словно львица в клетке. В гневе она разодрала на клочки еще один носовой платок. Он печально посмотрел на обрывки бельгийского кружева, усеявшие ковер. Со времени свадебной церемонии до сегодняшнего неожиданного поворота событий брак Маргариты с Темберлеем стоил уже целого состояния в носовых платочках.

Достаточно было одного взгляда на Мэг, одиноко стоявшую в холле, чтобы Флора разразилась потоком слез, сравнимым со Всемирным потопом. Она то рыдала, то принималась ругать Темберлея на чем свет стоит. Гектор поглядывал на часы, ожидая – надеясь, – что Темберлей явится за женой. Но он все не шел, и Мэг была уверена, что никогда не придет.

Его крестница спокойно пила чай, ела печенье с изюмом, как будто ничего не случилось. Но яркий румянец на ее щеках определенно свидетельствовал о том, что она в ярости. Маргарита всегда прикрывалась завесой спокойствия, как плащом, когда бывала сильно расстроена, для того чтобы удержать мать и сестер от истерики, если дела шли вкривь и вкось.

Явившись этим утром в дом дяди, Мэг кипела от гнева, однако всеми силами пыталась скрыть это от матери. Она краснела каждый раз, когда речь заходила о Темберлее.

– Присядь и выпей чая, мама. Тебе совершенно не о чем беспокоиться, – успокаивала Флору Мэг. – Мы можем завтра же отправиться домой, в Уиклифф. Мне лучше не быть в Лондоне, когда брак будет аннулирован. Я ни с кем не встречалась, меня никто не видел, так что скандал закончится скорее, если меня здесь не будет.