В старом Китае

Идем по улице, исключительно занятой изготовлением вещей для похоронных процессий. Затем следует улица мастеров шелкопрядения и производства чудесных мохнатых полотенец. Подобную специализацию улиц по ремеслам я наблюдал и в Кайфыне. Ремесленники тут и живут, и производят товар, и продают его. По словам старика, ремесленники считают дурным предзнаменованием мыть руки до конца работы: вымытые руки означают отсутствие работы. И если им крикнуть вдруг «помой руки», они сердятся и пугаются. Табу на отдельные слова — весьма частое явление в китайском быту. Во время праздников и дней рождения запрещено употреблять такие слова, как плакать, несчастье, умирать, болеть. Женщины избегают слова уксус, так как для китайцев кислота — это символ боли, горькой печали, и в разговорном языке пить уксус значит —

ревновать. Таких примеров много, и для изучающего китайский язык они весьма интересны.

Старик словоохотливо рассказывает о своем житье. Жалуется горько-горько, что его двадцатилетний сын все еще не женат: денег на свадьбу не скопить никак.

Подобные сетования мне слышать не впервой, это никакое не исключение. Свадьба стоит так дорого, что бедный человек при всей своей готовности вступить в брак и при почти враждебном отношении к холостяку прямо не в состоянии оплатить гадателя, сваху, выкуп, подарки, наемный выезд и прочее и в отчаянии предпочитает просто отказаться от свадьбы. Свадьба сопровождается обязательной помпой, истощающей благосостояние семьи. Это — единственный праздник в жизни человека, следующая помпа — уже похороны.

По своему обыкновению, я на ходу читаю и записываю надписи, вывешенные на домах: на дверях, на фасадах, на коньках крыш и в любых других местах (иногда самых неожиданных). Среди них часто встречается надпись: ишань,

что означает просто добро. Старик говорит, что есть такая поговорка: «Один знак шань изгонит сто бед». Другая, часто встречающаяся надпись — «Дух согласия и лада» (хэ-ци) — также является подголоском пословицы: «Дома ладно, с людьми ладно — и все дела твои сладятся». Эта пословица имеет массу вариантов, говорящих о том, что согласованность с другими, домашний и общественный лад производят все блага жизни. Популярность этих пословиц огромна, особенно на народных картинках.

В надписях, вывешенных на домах, часто поминается Цзао-ван — бог домашнего очага, или, попросту, кухонный бог. Величание и ублажение его является самым распространенным в Китае религиозным обрядом; «Если в доме заводится лиса — оборотень, наваждение или злой дух, — говорит старик, — то очень полезно вывесить надпись о том, что здесь живет Цзао-ван. Нечисти тогда покинут дом».

Наконец, старик заводит меня в темный, узкий переулок, где продаются лубочные картинки всех сортов — цель моих исканий.

Снова нахожу чрезвычайное разнообразие их сюжетов, и снова, как и вообще в китайском лубке, театральный сюжет абсолютно доминирует. На одной картине изображен наиболее древний и любопытный вид китайского театрального представления под открытым небом. Совсем, как мы на днях видели это на площади, только на картине труппа бродячих провинциальных актеров пришла к императорскому дворцу для исполнения деревенской пьесы, так называемой «Жатвенной песни», янгэ. Труппа состоит из основных деревенских персонажей — монаха, старухи, крестьянина, рыбака и прочих. Монах изображен с частично голым отвислым чревом: иконографическая подробность, символизирующая божественный покой, пересаживается в театральное представление. Изображение монаха сильно смахивает на шарж, что очень типично для китайского театра, который то боится богов, то издевается над ними.

Весьма интересна картинка, изображающая деву-воина. За плечами у нее перья фазана и лисьи хвосты, на голове диадема с зеркальцами. Воинственная женщина, которую, конечно, играет актер-мужчина, манипулирует двумя кривыми саблями не хуже воеводы-генерала, но ножки у нее нарисованы маленькие (поэтическая вольность художника). Несмотря на чрезвычайно скромную роль женщин в истории Китая, в театральных драмах часто фигурируют воинственные героини, мстящие за несправедливость, борющиеся за счастье.

Глава VI

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА СЕВЕР ЧЕРЕЗ ШАНЬСИ

6 сентября. Сложная и долгая упаковка эстампажей и картинок плюс писание писем анонимным друзьям (адресами которых меня снабжают все здешние мои знакомцы) с просьбой прислать новогодние лубки в Пекин — все это полностью заняло весь вчерашний день.

Телеги, добытые с огромными трудностями и только благодаря содействию фаньтая, ждут во дворе. Идем прощаться в миссию. Нас снабжают хлебом и табаком в дорогу, приносят вино и кофе. Католик-китаец, отец Чжан, написал нам целый путеводитель: он — великолепный знаток древности вокруг Сианьфу.

Прощаемся, жмем руки, едем.