В тайниках памяти

Я годился в отцы всем моим женам – Мам Куре, Йайе Нгоне, Та Диб, а также твоей матери, Сига. Моя любовь к ним от этого была только крепче, ведь я любил их со страстью супруга и одновременно с отцовской нежностью. То, что я стал мужем и отцом в весьма зрелом возрасте, было для меня к лучшему: я избежал ошибок, какие часто подстерегают молодых. Я пережил этот опыт как взрослый мужчина, который уже познал большую любовь к женщине и для которого в отцовстве уже не осталось тайн. Вдобавок недавняя инициация наделила меня ясностью духа и мудростью. Одна только Мосана нарушала мой покой.

Я примирился с тем, что она ушла из мой жизни, но не мог отказаться от того, чтобы чувствовать ее рядом. Женившись, став отцом своих первых детей, привязавшись к своим женам, я все еще ходил каждый день к манговому дереву, под которым сидела Мосана. И каждый день находиться рядом с ней мне было все так же радостно и все так же больно. Она была незаживающей раной, которую мне нравилось бередить. Я не хотел, чтобы эта рана зарубцевалась. Я хотел, чтобы она всегда жгла меня. Вот зачем я приходил к Мосане каждый день, с радостными и горькими воспоминаниями, несбывшимися надеждами и своим вечным вопросом.

До моей инициации у суфия Мосана в промежутке между обострениями иногда разговаривала. Причем достаточно ясно и связно, чтобы ее можно было понять. Изредка она даже была в состоянии вести беседу. В таких случаях могло создаться впечатление, что она решила вернуться. Но она не собиралась возвращаться. Это становилось ясно, когда через четверть часа просветление заканчивалось и она снова начинала бредить, еще страшнее, чем раньше, или замыкалась в угрюмом молчании. За каждый проблеск сознания приходилось платить падением на еще большую глубину.

Когда я вернулся, Мосана уже не говорила совсем. Жители деревни рассказали мне, что она перестала говорить через несколько дней после моего отъезда. Теперь она была безмолвной, как могилы, на которые смотрела. Сквозь окружавшую меня тьму я видел ее своими незрячими глазами. Ничто не могло заставить меня забыть ее красоту. Ее образ был даром, который я получил от своих глаз до того, как они покинули меня. И сейчас, спустя годы, я все еще вижу ее.

Слава, которую я приобрел в деревне, затронула и ее. Местные жители думали, что она тоже обладает необычными способностями и, когда я сижу рядом с ней, мы вместе совершаем какие-то таинственные обряды. Даже дети, обычно безжалостные к тем, у кого помутился рассудок, будто не замечали ее. Никто не видел, чтобы она бежала по деревне, спасаясь от банды зверенышей, бросавших в нее камни и осыпавших ее бранью. Она старела, я чувствовал это. Волосы у нее седели, а на лице обозначились глубокие морщины.

Но наибольший ущерб ее телу нанесли не годы, а страдания. Страдания, которые затронули тело лишь после того, как долгое время пожирали душу, пока полностью не сожрали. Однако я не сомневался: Мосана все еще была прекрасна. Если бы не страх, вызванный ее состоянием, многие мужчины попытались бы овладеть ею. Ведь она не скрывала свое тело от чужих глаз. Но никто не осмеливался приблизиться, а тем более прикоснуться к ней. Говорили, будто покойники оберегают ее. Ее прозвали Мосана – подружка мертвых, или Безумная под манговым деревом.

Я один мог подойти к ней без того, чтобы она не начала истошно вопить. Но не потому, что меня, как говорили в деревне, окружала мистическая аура. Я не имел над ней никакой власти. Просто она узнавала меня. Я был последней ниточкой, связывавшей ее с эпохой, которая объясняла ее настоящее, наше с ней настоящее. Но главное, еще раз повторяю, у нас с ней был один и тот же вопрос. Самые старые жители деревни, которым была известна наша история, знали часть нашего секрета. Странная из нас получилась пара: обнаженная безумная и слепой колдун, сидящие под манго напротив кладбища. Этого было достаточно, чтобы отпугнуть любопытных и чужаков.

Но возвращаюсь к знаменательному дню, о котором начал говорить. Это было в 1945 году. Мосана уже почти восемь лет жила в своем мире. Да, верно, это было в 1945-м. Я хорошо это помню. Говорили, что война скоро кончится. Новости мы получали издалека, их приносил ветер. В тот самый знаменательный день я, как делал ежедневно в течение последних десяти лет, задал Мосане свой вопрос: «Почему он?» И услышал, что она пошевелилась, а потом почувствовал, что она тронула меня за руку. Я не был удивлен: накануне ночью, во сне, мне открылось, что она вернется. Бог послал мне знак. И Мосана действительно вернулась. Она решила вернуться в последний раз, чтобы ответить.

III

Ответ Мосаны ты услышишь позже, Марем Сига. Сейчас я хочу рассказать тебе о другом – о причине моей неприязни к тебе. Но эти две истории – по сути одна и та же. Когда я впервые положил руку на живот твоей матери, уже носившей тебя, в голове у меня сверкнула ослепительная вспышка. И в образовавшемся потоке света я увидел твое лицо между их лицами. Ты еще не родилась, но я уже знал, что ты будешь на их стороне. Они вернулись – перевоплотившись в тебя.