В тени богов. Императоры в мировой истории

К 1500 году экзамены на разных уровнях постоянно сдавал миллион кандидатов. Их число еще сильнее возросло в эпоху Цин, когда всего лишь о, О1 процента кандидатов, которые сдавали экзамен на окружном уровне, добирались до экзамена во дворце. Успешный кандидат на дворцовом уровне должен был владеть более чем боо тысячами китайских иероглифов из древнего и современного алфавитов. В большинстве своем кандидаты и не мечтали о достижении таких высот. Им достаточно было стать лицензиатами, поскольку это давало им стипендию, налоговые льготы и правовые привилегии, а также большой престиж и высокое положение в местном обществе. Но лицензия была не пожизненной. Чтобы подтверждать свой статус, они периодически сдавали квалификационные экзамены. Большое количество лицензиатов и еще большее число кандидатов, потерпевших неудачу на экзамене, не только впитывали неоконфуцианские идеи и ценности, но и учились мыслить и писать в соответствии с экзаменационными требованиями⁴

.

На дворцовом уровне старшим экзаменатором был сам император. Он задавал несколько вопросов, читал несколько лучших текстов и руководил церемонией вручения дипломов. Для небольшого числа императоров, которые решали лично исполнять обязанности премьер-министра, участие в экзаменационной системе давало возможность познакомиться с самыми умными, амбициозными и трудолюбивыми представителями элиты чиновничества молодого поколения. Император Юнлэ, настоящий диктатор, забрал нескольких лучших по итогам дворцовых экзаменов кандидатов в свой личный секретариат (Великий секретариат) в Запретном городе. Они были его верными советниками по целому ряду политических вопросов, но также помогали руководить бюрократическим аппаратом и обеспечивать эффективное исполнение императорских указов. Для большинства императоров работа экзаменатором имела в первую очередь символическое значение: таким образом они исполняли конфуцианский завет быть главным учителем и моральным ориентиром для своего народа. Данью конфуцианской легитимности было и ежедневное присутствие на лекции об аспектах конфуцианского мышления, которую читал один из высокопоставленных чиновников или членов Академии Хань-линь, где заседали самые уважаемые в империи конфуцианские учителя и философы. Это было сродни проповедям, которые читались христианским монархам той эпохи.

В отличие от христианского монарха, император был “первосвященником” собственной империи и лично руководил множеством повседневных ритуалов и жертвоприношений как внутри стен дворца, так и за его пределами, появляясь на людях во всем великолепии во время крупных праздников. В этих ритуалах в разных пропорциях сочетались конфуцианские, буддийские и даосские элементы. Императоры из династии Мин ежедневно посещали зал поминовения предков, чтобы отдать дань уважения основателям своего рода. Монархи из династии Цин также периодически участвовали в маньчжурских шаманских ритуалах. Ритуальность и церемониальность выходили далеко за пределы узкой сферы религиозной практики. Разумеется, великие церемонии, аудиенции и парады при дворе были срежиссированы до последней детали и исполнялись с величайшим вниманием к каждому движению и жесту императора. Конфуцианская доктрина делала огромный акцент на важности правильного и подобающего поведения во всех возможных ситуациях, но особенно во взаимодействии людей. Гармония на земле воплощалась в корректном ритуализированном поведении. Хотя неоконфуцианцы пересмотрели некоторые из этих норм, традиции подавались как пришедшие из старых времен, а следовательно, обладающие практически священным статусом, которым китайские философы наделяли прецедент и древность. Поскольку подобающее императору поведение не только служило руководством для подданных, но и поддерживало гармонию между Землей и Небом, любой его шаг мог подвергнуться критике со стороны государственных служащих. Чиновники прекрасно понимали, какой потенциал имеет контроль над поведением императора, и предупреждали его, что, допусти повелитель оплошность, Небеса обрушатся на Землю⁵.

Неудивительно, что номинально самовластные монархи порой прислушивались к этой критике. Основатели династий и их непосредственные преемники обычно были людьми действия и имели опыт жизни за пределами дворца. В новых династиях прецеденты и обычаи еще не пустили корни среди власть предержащих, и монархи из династий завоевателей порой оставались глухи к конфуцианской критике, возвращаясь к традициям своих предков. Но в последующих поколениях, особенно если династия была местной, ограничения, накладываемые конфуцианскими чиновниками, иногда оказывались невыносимыми для человека на престоле. Дольше всех в династии Мин правил Ваньли (1572–1620). Обезумев от критики и заговоров чиновников, он “вошел в историю как уникальный в своем роде правитель, бастовавший против собственных бюрократов”⁶.