Девятнадцатый век ознаменовал решительный разрыв с прошлым. Тем не менее далеко не все в европейском и британском империализме было в новинку. Напротив, и во всем мире, и конкретно в Индии европейская империя во многих отношениях развивалась по исконным имперским законам. Британская мощь оказалась важнейшим фактором при завоевании Индии, но установлению британской власти во многом помогло ослабление империи Великих Моголов, которое случилось в предыдущем поколении и было вызвано внутренними, а не внешними причинами. Подобный процесс циклического имперского упадка облегчил победу европейцев над Османами и династией Цин. Традиционная имперская геополитика по-прежнему имела огромное значение. Установлению британской власти в Индии благоприятствовала естественная неприступность ее северных границ. В начале XIX века один из ведущих российских военачальников Леонтий Беннигсен написал, что британские позиции на субконтиненте неуязвимы. При классическом вторжении с северо-запада конное войско не могло сокрушить армию, которую Британия по европейской модели сформировала в Индии. Логистика, ландшафт и отдаленность не позволяли никакой пехотной и артиллерийской армии Нового времени осуществить вторжение через Афганистан. Атаковать субконтинент можно было только с моря, но там британское преимущество было совершенно неоспоримо. Одним из важных элементов международных отношений в 1815–1914 годах было соперничество Британской и Российской империй в Азии. Чтобы описать его, достаточно взглянуть на судьбу трех величайших азиатских династических империй. Британцы монополизировали наследие Великих Моголов. На протяжении многих десятилетий после 1840-х годов они оставались господствующей европейской силой в Китае. И вместе с тем британцы не позволяли России поглотить Османскую империю33
.Британская власть в Индии была основана на сильном чувстве культурного превосходства и цивилизационной миссии. Большинство британских чиновников в свете этого считали себя наследниками Римской империи. Тем не менее, как и во всех успешных империях, завоеватели понимали, что им нужно адаптировать свои методы управления к местным реалиям и традициям. Они также понимали, что им необходимо содействие местных элит. Любые сомнения в этом подкреплялись уроками восстания 1857 года. Британская власть в Индии опиралась на классовые и расовые иерархии, но они порой бывали неоднозначными. Как и большинство сложных имперских систем, британская система управления была не лишена своих парадоксов и тонкостей.
Мой крестный отец, Кристоф фон Фюрер-Хаймендорф, стал уважаемым антропологом и провел значительную часть жизни, изучая различные племена Индии. Его семья происходила из мелкого дворянского рода Священной Римской империи. В число его ближайших друзей входили прекрасно образованные представители мусульманской хайдарабадской аристократии, которые примкнули к Партии конгресса в надежде создать независимую Индию, стоящую выше этноконфессиональных различий. Они напоминали Хьюберта Батлера, протестантского джентльмена, гэльского ученого и ирландского патриота, о котором я упоминал в предисловии, поскольку в детстве частенько гостил у него на летних каникулах. В 1939 году Вторая мировая война настигла Хаймендорфа, когда он проводил исследования в Индии, и технически он стал гражданином враждебного государства. В глазах британских чиновников – среди которых у него тоже было немало друзей – он был надежным, хоть и несколько эксцентричным представителем итонской и винчестерской интеллигенции. Его интернировали “в пределах правительства Индии” – на большой территории, которую он вовсе не хотел покидать в разгар мировой войны. Когда в 1942 году японская армия подошла к северо-восточной границе Индии, оказалось, что Хаймендорф не только главный специалист по некоторым из индийских племен, стоявших на передовой, но и европеец, которому больше всего доверяют их лидеры. В результате британцы сделали его своим официальным агентом в этой области. Впоследствии он с удовольствием вспоминал, что в его обязанности входило периодически подписывать отчеты, в которых сообщалось, что за пребывающими в регионе гражданами враждебных государств – в число которых входил и он сам – ведется постоянное наблюдение. Франц Кафка и Николай Гоголь, один из которых был знаком с австрийской, а другой – с российской имперской бюрократией, несомненно, оценили бы его шутку.
Глава XIII
Последние династии Китая: Мин и Цин