В тишине твоих шагов

Моему взору предстало переполненное ведро с мусором, окруженное батареей из пустых пивных бутылок. Их было не меньше двадцати штук, отчего дверцы закрывались не плотно.

— Что ты делаешь? — рявкнул Тимофеев, хватая меня за руку. — Нельзя ни к чему здесь прикасаться.

— Я знаю! — прошипела я, отдергивая руку.

— Нужно скорее валить отсюда, пока ты нигде не наследила.

— Он, — я кивнула в сторону тела на полу, — умер, потому что знал кое-что. И я хочу знать, что именно.

— Мы этого не знаем, — спокойным тоном ответил Тимофеев, разжал мои пальцы, забрал полотенце и положил на место. — Пошли отсюда.

— Не сейчас, погоди.

— В кого ты такая неугомонная?!

— Ты не понимаешь! — прошептала я, хватая его за руку.

— Пошли скорее отсюда, — он потянул меня к выходу.

Я остановила его и повернула к себе, чтобы он мог прочитать по губам:

— Его убили, я это точно знаю!

— А если нет?

— С чего бы этой пивной бочке, у которой полный шкаф пустой пивной тары, мыть за собой чашку от кофе? Он бы просто ее бросил в раковину. Только если кофе не был отравлен кем-то, кто приходил сюда! Убийца отравил его, вымыл чашку и убрал ее в шкаф. Чтобы всё это выглядело, как сердечный приступ или передозировка лекарствами. Вот увидишь, на этой чашке не найдут не единого отпечатка!

— Следствие разберется, — твердо ответил Тимофеев, сжав мою ладонь в своей. — Нам здесь быть не нужно. Это ты понимаешь? Если нас здесь застукают, это только всё усложнит.

— Но он лежит в той же рубашке, что и был вчера! Это значит…

— Что?! — гневно выпучил на меня глаза Тимофеев.

— Прости, — спохватилась я.

— Когда ты собиралась мне об этом рассказать?! И что еще ты от меня скрыла?!

— Да, я была здесь вчера. Задавала кое-какие вопросы, представившись журналисткой. Понимаю, что была не осторожна. Это очень глупо. Но… Прости, я должна была сказать тебе.

— Да уж, должна была, — бросил он, направляясь к двери.

Закрыв дверь локтем до щелчка, он раздосадованно потрепал себя по волосам и повернулся.

Во рту у меня пересохло.

— Давай всё расскажем полиции, — тихо предложила я, — нам обязательно поверят.

— Как ты собралась им объяснить своё присутствие в этой квартире вчера? И моё сегодня? Ведь ты — заинтересованное лицо! Что бы ты им ни сказала, они сведут всё к тому, что это ты его пришила, заметая следы.

— Черт! — эти слова привели меня в ужас.

— Сутки не прошли, как я с тобой связался, и уже влип по самые уши! Ты должна была мне всё это рассказать вчера, Саша!

Первый раз он назвал меня по имени. Это звучало чрезвычайно приятно даже в такой ситуации. Тимофеев направился к окну гостиной и осторожно, стараясь не показываться, осмотрел улицу. Рамы на окнах были деревянными, не так давно тщательно выкрашенными в белый цвет. Форточка приоткрыта на пару сантиметров. Аккуратно выглядывая из-за выцветших штор, висевших по бокам, он фиксировал каждое движение возле подъезда.

Я осталась стоять в коридоре.

— Пока никого. Мы должны немедленно уходить отсюда, — сказал он, отступая от окна. — К чему ты прикасалась вчера? Вспоминай каждую мелочь.

Я стала лихорадочно соображать, обводя комнату взглядом. Картины в желтых рамах все так же висели на местах, кресло, на котором я сидела вчера, было отодвинуто к стене. К дивану я, кажется, вчера не прикасалась. Столик не трогала.

Сделав шаг вперед, мне пришлось остановиться. Не стоит мелькать возле окна. Тимофеев молча наблюдал за моими терзаниями. Встав в проходе, он склонил голову и разглядывал то меня, то пыль на полу. Я была уверена, что в этой комнате я больше ни до чего не дотрагивалась, и направилась на кухню.

Если Пилькевич добровольно впустил убийцу, значит, доверял ему. Или не видел угрозы. Возможно, задернутые шторы на кухне говорили о том, что их встреча произошла вечером. Моё сердце вновь подскочило при взгляде на раззявленный рот покойного.

— Есть вероятность, что это была женщина, — произнесла я, повернувшись к Тимофееву. Меня вновь затошнило от сладковатого запаха, стоявшего в помещении.

— Почему ты так считаешь? — Алексей не знал, что от меня еще ожидать, и, казалось, боялся каждого следующего моего слова.

— Пилькевич собирался вчера напоить меня кофе, перед тем как я удрала.

— Пилькевич, значит, — ухмыльнулся Тимофеев.

— Да, это его фамилия.

— Его фамилия.

— Да. И он так гадко смотрел на меня вчера. Маслеными глазами.

— И к такому человеку ты поперлась одна?

— Да.

— Потому что была уверена, что узнаешь больше, чем следствие? — его тон звучал слишком нравоучительно.

— Потому что следствие не делится информацией!

— Поэтому ты решила поиграть в детектива.

— Прекрати!

— Уже.

— Он был очень самоуверен. С удовольствием делился информацией об увиденном в квартире Маши, рассказал об Усике. Возможно, потом решил, что я ему обязана за эти сведения.

— А как же.

— Как вспомню его сальные руки, богомерзкий еврейский говорок. То, как он настойчиво заставлял меня пройти на кухню.