В.В. Тетрадь с рисунками на полях

– Я вот о чем подумал, – озабоченно сказал художник, поеживаясь под холодным утренним ветром, – что, если преследователи наши окажутся хитрее, чем мы думаем, или просто замешкаются? Они слишком поздно поймут, что нас нет в поезде и будут ждать нас не в Прово, а в том самом Хэлпере, куда мы направляемся.

– Прежде, чем обнаружить себя, мы пошлем на станцию Ганцзалина – на разведку, – отвечал коллежский советник.

– Переодев его индейцем? – усмехнулся Верещагин.

Нестор Васильевич, однако, отвечал, что это совершенно лишнее. В этих местах полно китайцев, они остались тут с тех пор, как строилась Трансконтинентальная железная дорога. Их вербовали в Поднебесной в качестве дешевой рабочей силы…

– За доллар в день! – сердито вставил Ганцзалин.

Коллежский советник кивнул – именно так, эксплуатировали сынов Поднебесной совершенно безбожно. Тем не менее, когда стройка закончилась, многие из них решили остаться в Америке.

– Конечно, китайцы тут люди второго или даже третьего сорта, нечто среднее между неграми и индейцами, однако у себя на родине они рискуют вообще умереть с голоду, – заметил Загорский. – Если станет ясно, что нас действительно ждут в Хэлпере, мы просто сядем на поезд в обратную сторону и вернемся в Сан-Франциско, а там уже будем действовать по обстоятельствам.

За полтора дня на своих пони они прошли весьма приличное расстояние и поднялись уже достаточно высоко. Можжевельники сменились хвойными лесами из елей и пихт, под ногами у них разверзались узкие, но глубокие пропасти, тянулись длинные живописные каньоны, а между горными кряжами располагались плоскогорья, вероятно, очень красивые в период цветения весной.

Развернувшиеся перед ними пейзажи чрезвычайно привлекали Верещагина и всякий раз на остановках он вытаскивал свой блокнот, карандаши и делал быстрые наброски.

На скалах они видели застывших в неподвижности снежных баранов, изредка вдалеке мелькали лисьи хвосты, а однажды Ганцзалин не удержался и выстрелил в белохвостого оленя. Эхо от выстрела загремело на многие мили кругом, подраненный олень, хромая, исчез из виду.

Нестор Васильевич немедленно устроил выволочку Ганцзалину.

– Какого дьявола, – говорил он, не сдерживая досады, – какого дьявола начал ты палить по беззащитным животным?

Ганцзалин защищался, говоря, что это охота, а на охоте всегда стреляют, хотя, как только что выяснилось, не всегда попадают. Но господин объяснений его не принял и продолжал бранить помощника. На его взгляд, стрельба по животным может быть оправдана только двумя обстоятельствами – угрозой жизни, если, например, на тебя нападает лев или стая волков, – и перспективой голодной смерти.

Но хуже всего, по мнению Загорского, было то, что в горах эхо от выстрела разносится на много верст и может привлечь как людей, так и хищников.

К несчастью, опасения коллежского советника подтвердились очень скоро.

Перед самым заходом солнца путники наконец отыскали просторную пещеру и забрались туда вместе со своими малорослыми скакунами. Однако вскоре они заметили, что пони их дрожат и порываются сорваться с привязи.

– Что с ними? – спросил Ганцзалин.

– Видимо, чуют хищника, – невесело отвечал Нестор Васильевич.

– А много здесь хищников? – осведомился Верещагин.

– Хватает.

Как бы в подтверждение слов коллежского советника из темноты донесся протяжный тоскливый вой. Пони заржали и стали испуганно топтаться на месте, Загорскому стоило большого труда их успокоить.

– Костер, – велел он, повернувшись к помощнику, – разводи костер!

Китаец немедленно наломал с деревьев сучьев и попытался развести костер прямо при входе в пещеру. Однако ветки были свежие, влажные и загораться не спешили. Вой между тем понемногу приближался, наводя ужас и тоску не только на животных, но и на людей. С наступлением ночи сгустился тяжелый влажный туман, и даже луна теперь не рассеивала тьмы.

– Похоже, нас ждет долгая ночь, – сквозь зубы процедил Загорский и повернулся к Верещагину, сидевшему в пещере. – Василий Васильевич, могу я попросить вас взять ружье и подежурить у входа в пещеру?

Художник молча кивнул, поднял ружье и вышел из пещеры к Загорскому и Ганцзалину. В кромешной тьме, которая покрыла горы с наступлением вечера, не было видно вообще ничего. Впрочем, так показалось бы обычному человеку. Однако Нестор Васильевич с его орлиным зрением разглядел чуть ниже по склону злые желтые огоньки. Он молча кивнул Верещагину, указывая, куда целиться, сам же вместе с Ганцзалином с удвоенной силой начал разводить костер.

Художник взял ружье на изготовку и направил его в ту сторону, откуда доносился вой.

– Не выстрелить ли для острастки? – спросил он негромко.

Загорский покачал головой.

– Нет, – сказал он, – стреляйте, только если будет непосредственная опасность. В прошлый раз выстрелы привлекли хищников, в этот раз может явиться кто-нибудь похуже.

И снова взялся за ветки.

Верещагину, который зорко вглядывался в темноту, показалось, что желтых огней в темноте стало больше. Проморгавшись, он понял, что теперь они занимают большее пространство, чем пять минут назад.

– Кажется, нас обходят по периметру…