Витька размашисто шагал по лесной тропинке. Было прохладно, наползал вечерний туман, шептались деревья, но всё это было привычно, привычной была тропинка под ногами, привычна была тяжесть свёртка за плечом, и рисунок созвездий, мелькавший в проёмах ветвей над головой — был знаком и отчётлив. Он узнавал повороты тропки, корни деревьев, мощные ветви — и хотелось смеяться и бежать бегом. Но он только улыбался и сдерживал шаги.
А потом он вышел на край откоса, с которого тропинка круто сбегала в долину. Тут и там лежали белёсые пятна тумана, солнце только-только село за дальний край. Редко горели тёплые огоньки, слышался лай собак, мычание коровы, смех и песня в отдалении. В речной глади всё ещё горели полосы заката, но их уже перекрывало свечение двух лун — огромного, ставшего ярким, синего диска и золотистой небольшой луны.
Опершись ладонью на ствол мощного бука, Витька безотчётно поглаживал шершавую кору пальцами.
— Дома… — прошептал он. И заторопился по откосу — сперва боком, осторожничая, а потом помчался сломя голову, раскинув руки и набирая скорость с каждым прыжком…
* * *
Солнечные кони, хрипя, топтали кровавую кашу. Над полем боя, под летящими чёрными тучами, сыпавшими холодный дождь, стоял нескончаемый рёв сражающихся. Беспощадный ветер рвал зелёные плащи, нёс последние листья, не в срок оборванные с деревьев, в жуткой муке тянувших голые ветви в беззвёздное небо. Страшным малиновым багрянцем горел на севере весь горизонт — как будто там начиналась невозможная заря.
Нагнувшись, Витька поднял с усилием втоптанное в страшную грязь знамя. Вскинул над собой, зная, что сейчас к этому символу рванутся со всех сторон вражеские стаи — свалить, сбить, снова затоптать… Валька, поднеся к губам рог, трубил снова и снова, и в этом звуке были гордость и отчаянье…"Га-ру-у-уда… га-ру-у-уда…га-ру-у-уда…" — пел рог древний клич, зов предков, когда-то пришедших на эти берега. Вставайте, братья. Отзывайтесь, братья. Идите, братья.
И они собирались. Со всего поля. Отовсюду, откуда ещё могли. Стекались — по одному, группами… Они могли бежать в голый, холодеющий лес с поля, где уже рвали и раздирали трупы павших ликующие победители, могли продлить ещё на день, на два, на год свою жизнь. Но знамя и рог звали их, и они выбрали это… Мчались рыжие султаны на украшенных гребнями-"конями" шлемах. Снова смыкались продолговатые чёрные щиты, меченые знаком взвихренной-свастики.