В заповедной глуши

Макулатурой отец называл детективы и боевики, хотя сам их читал. Валька вспомнил это и сморщился. Но Витька этого не заметил. Блуждая глазами по полкам, он подошёл ближе, прочёл на одном из корешков:

— Платон. Диалоги… — с сомнением посмотрел на книжку: — Это что, одни диалоги?

Валька не выдержал — фыркнул. Витька посмотрел обиженно, засопел носом. Отвернулся, наугад снял с другой полки книжку в сером тканом переплёте с вытертым рисунком.

— Вот эту. Эн И Дубов, "Горе одному".

Валька сам не читал такой книжки, хотя фамилия автора показалась ему знакомой. Но он всегда плохо запоминал писателей (а вот художников и музыкантов — хорошо, бывает же такое…) И сейчас пожал плечами:

— Давай…

Мальчишки вернулись в свою комнату. Валька уселся опять к окну, заметив, что Витька завалился животом на так и неубранную кровать, поставив книгу на подушку и подперев подбородок кулаками…

…Когда через три часа Валька собрался пойти порисовать, Витька всё ещё читал.

Валька взял с собой фляжку с холодным соком, несколько бутербродов. Ему хотелось поймать осень в августовском лесу. Но лес всё ещё был летним, тёплым и звонким от птиц, и Валька невольно подумал, что, может быть, лето задержится навсегда… А вдруг это — как в одной читанной книжке (на этот раз забылось и название)? Просто он умер или был убит где-нибудь на страшных дорогах или во внезапно ставшем чужом городе — и это жизнь после смерти? Рай. Непонятный, ироничный, но хороший "проводник", встреченный на полевой дороге и таинственно исчезнувший позже. Лесной кордон, молчаливый лесник, нелюбопытные люди в далёкой деревне, друг и собака…И вечное лето. Может быть, сюда придут и отец с мамой, и надо только подождать… Может быть, сюда соберутся все хорошие люди, которых он знал в жизни — подальше от паскудства, поганства, мерзости и предательства, объявивших себя единственным смыслом жизни…