Валенсия и Валентайн

Вы не звоните кому-то каждый божий день, если не думаете об этом человеке, не так ли? Он знал о ее тревогах, ее ОКР, и он остался с ней. Шарлин. Он узнал о Шарлин и все-таки остался с ней.

Он все еще разговаривал с ней, и это было неожиданно. Самолеты. Этот великолепный бархатный голос.

– Нью-Йорк, – сказала она. – Я полечу… в Нью-Йорк. – Это было заявление. Почти предложение руки и сердца.

– О… – В его голосе, похоже, прозвучало разочарование, и ее это удивило.

– О?

– Э-э… я…

– Может быть, не нужно? – Она не смогла сдержать дрожь в своем голосе.

– Ну, – сказал он, – просто я не думаю… Я не понимал… – В его голосе больше не было разочарования; в нем звучал ужас. – Вам нельзя.

– Мне нельзя.

– Послушайте, Валенсия…

– Неважно, – сказала она и дала отбой. Она думала, что познала унижение. Очевидно, нет.

Кто-то постукивал ее по плечу, так легонько, что она могла бы не заметить этого, если бы все ее нервные окончания не были настороже и тянулись наружу, ища какое-то объяснение внезапной смене эмоций. Кончики пальцев ощущались как паук, ползущий по рукаву, и сначала она подумала, что это они и есть. Но когда она повернулась, то увидела Флоренс, секретаршу.

Валенсия уже не помнила, когда в последний раз разговаривала с Флоренс – вероятно, когда она пришла сюда и нужно было подписывать какие-то бумаги и заполнять какие-то анкеты. Тогда Флоренс показалась ей старой, но сейчас выглядела моложе, хотя прошло больше десяти лет. Ее волосы стали короче и были выкрашены, чтобы скрыть седину, а большего, наверно, и не потребовалось. Она улыбнулась Валенсии прищуренными глазами и слегка надавила на плечо. Она говорила негромко, приветливо и на одном большом выдохе, без всяких пауз, но с резкими короткими перерывами между слогами.

– Привет Валенсия извините за беспокойство но у меня для вас сообщение ваша мать позвонила и хотела бы чтобы вы перезвонили ей как можно скорее пожалуйста по этому номеру. – Она протянула Валенсии листок с номером, написанным внутри игристого сердечка. – Она просила передать что это срочно.

Валенсии не нужно было звонить по полученному номеру, чтобы узнать, в чем дело.

Психологическое потрясение, должно быть, отразилось на ее лице, потому что Питер мгновенно появился рядом, с обеспокоенным видом спрашивая, все ли с ней в порядке и не принести ли ей воды. Вслед за ним подошла Грейс. Валенсия потратила несколько минут, пытаясь заверить их обоих, что с ней все в порядке, просто сегодня она немного устала, а затем рядом с ней появился Норвин и отправил их обоих на рабочие места, впервые за все время демонстрируя свою власть.

– Валенсия, – пробормотал он сквозь растрепанные волосы неопрятной бороды, – ты выглядишь больной. Может быть, тебе стоит пойти домой.

Валенсия удивленно посмотрела на него.

– Я в порядке, – сказала она, но слезы потекли по щекам во второй раз за этот день, и теперь она не смогла их остановить.

– Нет, я так не думаю, – возразил Норвин и уже более твердым тоном добавил: – Иди домой, Валенсия.

Его обеспокоенность была столь очевидна и искренна, что Валенсия не смогла отказаться.

Выезжая со стоянки, она вспомнила, что во всей этой суете так и не перезвонила матери. Своей матери, чья собственная мать, по-видимому, наконец скончалась. Валенсии следовало бы заехать по дороге к ней в офис. Ее мать наверняка сидела у телефона и плакала, ожидая звонка дочери. И теперь ей придется ждать еще по крайней мере пятнадцать минут. Пятнадцать минут – это долгий срок, когда скорбишь, потому что каждая из этих минут растягивается, чтобы вместить в себя все сожаления, воспоминания и печаль.

К тому времени как она вернулась в свою квартиру, у нее начался жар.

Она знала, что мозг и тело связаны, но все равно ее всегда поражало, что мысли и чувства могут проявляться физически так быстро. Печаль или тревога могли собраться в животе и каким-то образом вызвать рвотное ощущение.

Она поднялась по лестнице к себе домой и направилась прямо к телефону, который внезапно оказался в конце длинного, вращающегося, наклонного туннеля. Когда мать ответила – после трех мучительных гудков, – ее голос был тихим и печальным, и Валенсия на какой-то миг потеряла ориентацию, ощутив себя матерью, звонящей дочери, а не наоборот.

– Валенсия? – спросила мать. – Ты получила мое сообщение? – Как будто Валенсия могла просто позвонить ни с того ни с сего.

– Да. – Ее мать долгое время ничего не говорила, и Валенсия подумала, не стоит ли напомнить матери, что сообщение состояло в том, чтобы просто позвонить домой, что в нем не было никакого реального содержания. – Все в порядке?

– Валенсия, бабушка ушла.

Валенсия не могла придумать правильного ответа. Мне жаль. Мне так грустно это слышать. Что значит «ушла»? Что она должна была сказать? Какого ответа от нее ждали?

– Ты приедешь на похороны?