Работа окончательно вымотала, и решено было поехать отдыхать. Так Гаврилины восемь лет спустя вновь оказались в любимой Опочке. Ходили на реку Великую — купались, ходили в деревню с поэтическим названием Светотечь — гуляли. Когда вокруг такая красота, никаких зарубежных поездок было не нужно. Да и о какой загранице можно говорить человеку, который из родного дома в Перхурьеве привозит в Ленинград солому? (Она, кстати, до сих пор хранится у Наталии Евгеньевны — лежит на нотном стеллаже в мешочке.) В лесах близ Опочки Гаврилины собирали грибы. Причём в лесу Валерий Александрович ориентировался, как у себя дома, а Наталия Евгеньевна всегда шла на его голос: он пел одну и ту же любимую песню Фрадкина «Расцветает в поле лён…».
Но вот наступил сентябрь — и пришло время решать главный вопрос: сочинять музыку или редактировать чужие партитуры? Гаврилин всё-таки уволился из издательства, а 1 ноября 1970 года был принят на основную работу педагогом по классу композиции в Музыкальное училище при Ленинградской консерватории.
1971-й принёс, в основном, музыку к спектаклям и фильм «Месяц август». А вот в 1972-м наметилась новая опера — «Свирель» (на либретто Каплана, по заказу Театра им. С. М. Кирова). И уже шли репетиции в театре, было создано много музыки (для полноценной работы над' оперой композитор уезжал в Репино). Но всё-таки либретто Гаврилина не совсем устраивало, поэтому он писал не то произведение, которое ему заказывали, а как всегда — ярко индивидуальное. Вместо предполагаемой монооперы была создана камерная опера с хором, были превышены рамки одноактного спектакля… С этими новшествами в театре не согласились — и тогда Гаврилин вернул аванс, а своё творение фиксировать не стал.
Но случались и радостные события. В марте вышла пластинка с шестью пьесами Гаврилина для фортепиано в исполнении ансамбля народных инструментов под управлением Эммануила Шейнкмана[152]
. «Валерий радовался, как мальчишка, — рассказывает Наталия Евгеньевна, — то к сердцу прижмёт конверт, то в который раз поставит слушать, и всё восхищается: «Какой Миша молодец, какой музыкант! Как всё звучит!» [21, 159].В одной из радиопередач Гаврилин так рассказывал об этой работе: «Я хоть и родился и около половины жизни провёл в деревне, но до недавнего времени как-то мало уделял внимание русским народным инструментам, мало прислушивался к ним. И тут большую роль в изменении моего отношения к этой области музыки сыграла личная встреча с домристом Михаилом [так называли Эммануила Ароновича в Ленинграде] Шейнкманом. Услышав его игру, я понял, сколько красоты таится в звучании народных инструментов и какая вообще заключена в них огромная сила. Дело в том, что Шейнкман — один из самых блестящих музыкантов, с которыми мне приходилось когда-либо встречаться. Гибкости и красоте фразировки могут позавидовать даже лучшие скрипачи. Богатство оттенков и тембров кажется невероятным для скромных щипковых инструментов <…> Виртуозность ошеломляющая, кажется, что перед тобой волшебник, одним движением руки придающий сказочный блеск самому обыкновенному и незаметному. Михаил Шейнкман руководит ансамблем народных инструментов, который великолепно исполняет мои произведения» [21, 159–160].
За выходом пластинки последовала ещё одна удача — 15 апреля поступило приглашение с «Ленфильма» писать музыку к картине «Двенадцать месяцев» (по Маршаку). Предстояло работать с режиссёром А. Граником (Гаврилин уже дважды сотрудничал с ним — в фильмах «На диком бреге», 1967, и «Источник», 1968).
Композитор принялся за работу с большим энтузиазмом. И вскоре из-под его пера вышла изумительная песня — «Гори, гори ясно». Она могла стать визитной карточкой всего фильма, но Граник этого не понял. И когда Гаврилин, окрылённый и восторженный (а ему крайне редко нравились собственные сочинения), пришёл на «Ленфильм», режиссёр сообщил ему, что это совсем не то, что нужна музыка в духе Гладкова и что она должна быть готова не в сентябре, как говорилось раньше, а уже в конце мая.
Композитор ушёл в совершенно подавленном состоянии. В тот же день сообщили, что обещанных денег из Театра им. Вахтангова ждать не придётся: Гаврилину в два раза сокращают оплату (речь шла о спектакле «Шаги командора»).
О том, каким выдался тот вечер, рассказала Наталия Евгеньевна: «Смятенное состояние, желание, чтобы обязательно пришёл Валя Сошников. Уже было поздно, Валя сам не хотел приходить, но Валерий настоял. Предполагалось, что приедет и поэт Леонид Палей, так как они хотят сделать оперетту по «Госпоже министерше» Б. Нушича. Ясно было, что никакого делового свидания не получится. Валерий был очень возбуждён, со смехом рассказывал о «ленфильмовских» и «вахтанговских» ситуациях. Потом сыграл «Гори, гори ясно». Всем очень понравилось, даже затихли и говорить не хотелось. И всё время звучал вопрос: «Ну ведь правда, это же очень мило? Послушайте. Нет, действительно, хорошо получилось» [21, 163].