Валерий Гаврилин

Потом пьесы были изданы «Советским композитором» (1986 год; инициатором, конечно, выступила Светлана Эмильевна Таирова — главный редактор издательства и давний почитатель творчества Гаврилина). Редактором сборника стал Раффи Хараджанян. И вот, в канун 1996 года, когда уже на протяжении длительного времени «Зарисовки» всюду исполнялись и пользовались колоссальной популярностью, Нора Новик написала в своём поздравлении Гаврилиным: «Как всегда, «Тарантеллой» убиваем наповал. А недавно в московском нотном магазине перед нами с Р. была «сценка из жизни». Кто-то спрашивал новое издание «Зарисовок», а продавщица сказала: «Увы! — нету! Из-за какой-то там Тарантеллы (!!!) расхватали сразу». Вот она — СЛАВА!» [Там же].

Рижские музыканты сумели почувствовать сценичность музыки: они исполняли «Зарисовки» как «дуэт актерский», очень трепетно относились к каждому персонажу гаврилинского фортепианного театра. Об этом, в частности, свидетельствует такой диалог между Хараджаняном и Гаврилиным:

«Р.: В ансамблях много движения, ощущается радость самого движения. Почему это?

В.: Тема приходит случайно, потом её начинаешь обрабатывать.

Р.: Но вот конский бег так часто встречается — в пьесах «Тройка», «Ямская», «Извозчик».

В.: Это может быть связано с детскими впечатлениями. Да, наверное, — очень люблю лошадей» [21, 247].

Итак, композитор-режиссёр создавал свои образы, а пианисты-актёры воплощали их на сцене. Но изначальное «предназначение» фортепианных миниатюр Гаврилина было связано далеко не только с профессиональным концертным исполнением. Однжды композитор заметил, что его четырёхручные ансамбли возникли как «жанр своеобразного протеста против головоломной музыки, которую пишут мои коллеги. Я считаю, что нужно писать проще, добиваться выразительности. Моей тайной мечтой было, чтобы мою музыку могли играть в каждом доме» [21, 281].

Думается, такая мечта отчасти осуществима: музыканты-любители в состоянии сыграть пусть и не всё, но многое из фортепианной музыки Гаврилина (правда, это касается в основном не четырёхручных, а двуручных пьес). Да и сам композитор, хоть и выступал с концертами, предпочитал всё-таки музицировать в домашнем кругу. И ещё больше любил ограничить круг до двух собеседников: он и рояль.

Показательно, в связи с этим, что в заголовок статьи о фортепианных пьесах Гаврилина Г. Г. Белов вынес изречение их автора: «Я и рояль: любовь только для двоих». И собственно в статье ввёл в контекст своих рассуждений признание композитора: «Знаю каждую клавишу, знаю, где как поставить палец, чтобы звучало как нужно… Хорошо играют другие, но больше всего люблю играть сам, ЛЮБЛЮ, как ЛЮБЛЮ… При посторонних стесняюсь, нет такого «Пойди и посмотри, как я люблю» [9, 8].

Белов, тонко чувствующий и композиторский стиль Гаврилина, и его исполнительскую манеру, раскрывает перед читателем ещё одну причину принципиального нежелания автора «Зарисовок» постоянно находиться в фокусе внимания: «Будучи по складу своей художнической натуры артистом, скорее склонным к передаче в музыке многообразных характеров, жизненных наблюдений, литературных впечатлений, чаще стремящимся к задушевному «разговору» с современниками, чем к анализу своих настроений, В. Гаврилин иронически относился к тем композиторам-пианистам, которые рассматривали эстраду как пьедестал для романтического нарциссизма, для того чтобы удивлять слушателей масштабами своего эгоцентризма. Несколько раз повторяется в его дневниковых записях строчка: «Сел за рояль и начал самовыявляться», — это Валерию казалось отвратительным.

Но я слышал однажды, как он импровизировал на темы советских песен в гостиной Дома композиторов, — поочерёдно с М. Г. Бяликом за двумя роялями. Это была сочная, уверенная игра с виртуозными отыгрышами, и «дуэлянты» не уступали друг другу в щедрости фантазии» [Там же].

Не преследуя цели «самовыявления», но в самой задушевной беседе доверяя инструменту сокровенные свои думы, Мастер, скорее всего, и не помышлял о возможной популярности фортепианных пьес, которых, кстати, было создано очень много. Показателен факт, свидетельствующий об особой композиторской скромности: автор планировал издать лишь сорок двуручных пьес, а в итоге, после его смерти, в XV том Собрания сочинений (2010) вошло 54[165]. То есть Гаврилин по меньшей мере 14 своих творений считал недостойными публикации. А сколько ещё он, по обыкновению, не записал?

В фортепианной лаборатории композитор нередко создавал темы, которые затем переносил на страницы крупных сочинений. Удивительно, но факт: тема трагической кульминации военного балета (часть «Дорога» // «Дом у дороги») появилась на свет как Колыбельная (первый номер фортепианной сюиты «Пять пьес»), плач-причет вдовы солдата («Почтальонка» из «Военных писем»[166]) родился как инструментальная пьеса под названием «Загрустили парни»[167], а знаменитая музыка второго раздела «Весело на душе» из «Перезвонов» («Дорогою двурогая гуляет по небу луна, бледнее мёртвого она…») возникла как «Богатырская песня» для фортепиано.