Валерий Гаврилин

Христианские мотивы многопланово пересекаются в «Перезвонах» с языческими, причём отделить одно от другого не представляется возможным — это именно синтез. А. Т. Тевосян, оставивший о хоровой симфонии блистательные исследования, по этому поводу отмечал: «Герой «Перезвонов» изъяснялся на живом, образном и сочном русском языке, какой порой ещё живёт в народе и в котором естественно соседствуют юмор и философия жизни, шутка и проповедь, язычество и христианство. Последнее подчеркнём особо, ибо религиозные и фольклорные мотивы не существуют здесь обособленно. Как и в самой жизни народной, в традициях, обрядах, языке все они сплетены неразрывно» [42, 385].

Считалки, частушки, потешки, лирические и колыбельные песни… Спектр фольклорных жанров, к которым обращался Гаврилин в своём действе, широк и многоцветен. Богатая жанровая палитра необходима была ему для воссоздания ярко образных картин народной жизни, которые проносятся перед мысленным взором разбойника: «И вспоминается ему, — отмечает Г. Г. Белов во вступительной статье к партитуре, — материнская нежность и деревенские прибаутки, посиделки и светлые праздники юности, чистая любовь и кошмары тёмных страстей, и душа умирающего раскрывается навстречу правде и добру» [2, 9].

Поёт и плачет, комментирует всё происходящее в жизни людей одинокий голос дудочки. Её негромкий напев звучит почти после каждой сцены. Вот собрались на посиделки, послушали девичью историю и наговорились, и напелись, уж и разошлись восвояси, как откуда-то из поднебесья донёсся вопрошающий мотив — то запела-заплакала дудочка. Отгремел воскресный перезвончатый праздник — и снова запричитала она, обернулась материнской колыбельной, а та и утешила, и убаюкала. Но вдруг из самой глубины тягучей дрёмы произрос диковинный образ — сила нечистая: «Страшенная баба ужасно завыла, схватила в чулане страшенные вилы, побегла к болоту по тонкому илу да там и нашла себе страшну могилу».

А когда дремотный кошмар рассеялся, стало наутро всё кругом бело. «Белы-белы снеги» — перелом и трагическая кульминация «Перезвонов», прощание с жизнью земной. Ещё не так крепка вера в грядущее успокоение, обретение Света небесного, потому и мечется душа разбойника.

По законам гаврилинской драматургии (как и в «Русской тетради»), страдания протекают на миру, отсюда диалог хора и соло: «Птичку в поле не поймаешь, в руки не возьмёшь, вперёд время не узнаешь, куда попадёшь. — Может, пропадёшь! — <…> Под снеги белые падёшь».

И всю историю судьбы разбойничьей сопровождает звон колокола.

«Далеко окрест нёсся по Руси колокольный звон, — пишет Тевосян. — Весну и Осень, Спас и Благовест, Вечерни и Утрени, войны и перемирия, голод и наводнения возвещал людям вещий голос колоколов. В светлые праздники он радовал душу красотой малиновых звонов, в мрачные — обжигал её леденящим предчувствием. <…> С «Перезвонами» ассоциируются и вехи человеческой жизни: звоны свадебные, погребальные (вспоминаются «Колокола» Рахманинова). Авторская ориентация на жизнь, на образцы устного народного творчества, а не на профессиональную письменную традицию — также, образно говоря, «перезвоны» [42, 381–383].

Показ монументальной картины народной жизни сквозь призму жанра, неразрывно с этой жизнью связанного, — гениальная находка Гаврилина. С одной стороны — новаторство, с другой — ярко индивидуальное претворение традиций русских классиков. Испокон веков и в народной культуре, и в профессиональном композиторском искусстве слово колокола считалось значимым. «Колокольный звон — это совсем не материальные звуки, — отмечал Свиридов, — это символ, звуки, наполненные глубочайшим духовным содержанием, глубочайшим духовным смыслом, который не передашь словами. Без этого смысла — всё превращается в обыкновенный железный лязг <…>» [39, 163].

Колокол сострадающий, колокол говорящий, колокол, разделяющий беды и радости… Когда впервые услышал Гаврилин вещее колокольное слово? Вероятно, в детские годы. А если и не услышал, то вообразил, сидя в полуразрушенном соборе-детдоме, созерцая купольные росписи. Голоса будто и не было, но стены храма ещё хранили память о нём. А может, и пел-переливался тот колокол не вблизи, но где-то в самой глубине синевы. Да только речь его разобрать дано было далеко не каждому.

Очерк 19

«ОН БЫЛ МУЗЫКАНТ, АКТЁР

И РЕЖИССЁР ОДНОВРЕМЕННО»

В одном из интервью Валерий Александрович сказал о себе: «Я работаю немного как артист» [21, 319]. Речь шла о создании музыки на стихи современных поэтов и о том, что многим из них не хватает обаяния и артистизма. Причём настоящий артист (а значит и поэт, и композитор, и режиссёр) должен, по мысли Гаврилина, позабыть о себе и полностью раствориться в образе.