Валерий Гаврилин

Наталия Евгеньевна записала, что на спектакле были её мама и Татьяна Дмитриевна. На сей раз ушами и глазами композитора выступили его тёща и первая учительница, а сам он быт не в состоянии покинуть пределы квартиры. Ольга Яковлевна в своей книге «Хроника моей жизни» поделилась впечатлениями: «Я затаила дыхание. Увертюра. Такая знакомая мне музыка. Это было как фраза близкого человека, начало рассказа о чём-то красивом и печальном. <…> я была свидетелем удивительного спектакля. Великолепное балетное творчество под музыку, наполненную высоким чувством и изумляющую неисчерпаемой фантазией. В антракте меня окружили редакторы и музыковеды, делясь впечатлениями, обращаясь с просьбой передать их восхищение Валерию. Ночью после спектакля я позвонила домой, рассказала о небывалом успехе балета. Мой племянник Миша, скрипач в оркестре Большого театра, сказал: «Передай ему, что музыканты оркестра с радостью играли эту музыку и благодарят его за такой подарок» [21, 358–359].

На следующий день за подарок благодарили многие. Наталия Евгеньевна была на даче, и Гаврилин сам отвечал на все звонки. Владимир Васильев сказал ему: «Главное не то, что было в зале, а что было в театре. Такой восторг, состояние праздника, чистоты. У нас давно такого не было. Столько говорили о музыке, о том, как она воздействует, очищает. Я за свои 25 лет впервые слышал такие отзывы о музыке» [21, 359].

И музыканты, и артисты, и слушатели были правы. Наверное, не любить «Анюту» нельзя. И сегодня, спустя 36 лет после выхода балета в свет, у многих имя Гаврилина ассоциируется именно с этим шедевром. Конечно, вспоминают в первую очередь Тарантеллу, но потом на ум приходят прочие знаменитые мелодии, перекочевавшие из «Скоморохов», «Зарисовок» и других фортепианных пьес, — «Сплетня» и «Воспоминание», «Галоп» и «Его сиятельство»… Но ярче всего вспоминаются, наверное, «Вальс» и «Адажио». С первого «Анюта» началась для Белинского и Васильева, со второго — для самого Гаврилина.

Александр Аркадьевич вспоминал: «У него был написан вальс, который я до сих пор считаю равным по художественному уровню «Вальсу-фантазии» Глинки. Как только я его услышал, то сразу почувствовал в нём нечто чеховское и отправил кассету с записью в Москву Владимиру Васильеву. Наутро тот позвонил мне: вальс его очаровал. Однако на наши уговоры сочинять балет Гаврилин не поддавался. Даже письмо написал с отказом. Несмотря на это Васильев приехал в Ленинград, и мы вдвоём принялись слушать записи волшебных гаврилинских фортепианных сочинений, уже имея в виду рассказ «Анна на шее» и Катю Максимову… Только после того как мы показали Валерию свой подбор, он принялся за работу» [42, 346].

А Гаврилин окончательно убедился в том, что балет будет создан, когда увидел, как в павильоне Екатерина Максимова (Анна) и Марат Даукаев (Студент, её возлюбленный) репетируют Адажио: больше сомнений не было. О том, как родилась музыка знаменитого Адажио, Мастер рассказывал: «Я тогда работал в Невском доме культуры. 1963-й, нет, 1962 год. Хореограф на одном занятии попросила: «Сыграйте какое-нибудь классическое красивое адажио». И хотя я тогда переиграл уйму балетной музыки, но адажио как-то никому не требовалось до сих пор, и поэтому я никаких адажио наизусть не знал. Стал импровизировать. Так и сочинил. А потом через много лет записал как фортепианную пьесу «Воспоминания о Листе». Позже уже оркестровал для «Анюты» [21, 353].

Конечно, успех «Анюты» во многом зависел от исполнителей — С. Горковенко (первого дирижёра и в телеверсии, и в театре Неаполя) и В. Федосеева, который наряду с другими сочинениями Валерия Александровича блистательно исполнял со своим оркестром сюиты из его балетов.

Но балет, как известно, искусство синтетическое. Здесь одного дирижёра с оркестром мало. Тем более в телеварианте, когда съёмка периодически ведётся крупным планом, и от артистов балета требуется умение не только танцевать, но и очень правдоподобно играть свои роли. А это в безмолвном театре прежде всего мимика.

Каждый участник постановки (В. Васильев, М. Даука-ев, Г. Абайдулов, Дж. Марковский, А. Гридин, К. Кириллова) воплотил свой образ блистательно. Но сложнее всего пришлось, конечно, Е. Максимовой, поскольку в отличие от остальных персонажей, чьи характеры на протяжении спектакля не менялись, ей нужно было убедительно показать целый ряд разнообразных чувств и переживаний: сострадание к близким, влюблённость в студента, отвращение к мужу, восторг от встречи с братьями, состояние одиночества, наконец, опьянение славой и блеском светского общества и — под занавес — горечь раскаяния (которой, кстати, нет в рассказе). Одним словом, сыграть настоящую драму на тему предательства. И всё это — на балетной сцене.