Гаврилин говорил о Махóньке давно. Так, ещё в мае 1984 года, отвечая на обидную и нелепую критику «Перезвонов», композитор писал М. Бялику: «Матка-река, не гаси свечу» — строки из плача великой Кривополеновой. О ней и её творчестве можете прочесть у Озаровской и Луначарского. Видимо, о ней Вы вообще не знаете» (письмо отправлено не было) [21, 323].
«На сегодняшний день для меня идеал артиста, — рассказывал Валерий Александрович в интервью (1991), — Марья Дмитриевна Кривополенова. Это народная певица и музыкантша. Она уже давно умерла, и мне не довелось её услышать, но я знаю её импровизации, записанные Озаровской ещё в двадцатые годы. Я много про неё читал. Луначарский и Озаровская организовали для неё поездки по всей России. Простая старушка, очень скромно одетая, ездила по всей стране и своим пением делала то, что не мог делать великий Шаляпин. Она вызывала не восторг, а озарение и бесконечную любовь к ближнему, она поднимала в людях дух. Она была совершенной бессребреницей. Всё, что ей выплачивали, она тут же раздавала, возвращалась к себе на Пинегу и снова становилась странствующей певицей. Во время своих странствий она столько делала добра — ухаживала за больными, помогала по хозяйству, причём она знала всякое хозяйство. А если её куда-то звали, то она шла и пела» [19, 334–335].
В декабре 1996 года Гаврилины были у вдовы Абрамова, Людмилы Владимировны Крутиковой-Абрамовой, она дала им наброски писателя о Махоньке.
Из дневника Гаврилиной (28 декабря 1996 года);
«Разговор был грустный.
— Понял, что не успею всё сделать, — не хватит физических сил.
— Не берись сразу за всё. Закончи одно — делай другое. А то останутся незаконченные произведения.
— Сочинения не останутся. Всё, что будет написано, но не исполнено, — будет уничтожено. Если бы было куда пристроить «Махóньку», всё бы бросил и занимался бы только этим. Но нужен музыкальный театр. А я никого не интересую. Музкомедия — это несерьёзно.
И всё-таки рукописи некоторых неисполненных сочинений он не уничтожил, а те, что не были записаны, сохранил в эскизах» [21, 484].
К сожалению, во многом из-за здоровья, и «Махóнька» тоже не состоялась.
А вот ещё из дневника (6 декабря 1997 года): «Был А. А. Белинский. Настроение такое: «Вот юбилей пройдёт — и умирать можно». Но оживился, когда заговорил о том, что хочет поставить спектакль из песен Валерия под названием «Гуси-лебеди»: «Я это сделаю быстро — после юбилея». А когда Валерий предложил сделать «Родительскую субботу» по М. Варфоломееву и даже рассказал, как нужно сделать некоторые сцены, то Александр Аркадьевич тут же загорелся и сказал: «Давайте. Я сделаю всё быстро» [Там же, 531].
13 января 1998 года, после смерти Свиридова в газете «Советская Россия» появилась подборка о нём. Наталия Евгеньевна удивилась, что нет ни одного высказывания друзей. Гаврилин ответил недвусмысленно: «Неужели ты не понимаешь, что именно потому, что я остался один в этом направлении музыки, русском, после Георгия Васильевича, — именно поэтому мне покажут вот такую фигу. Десять лет никто слова не скажет» [Там же, 537].
«Фигу», как правило, показывали композиторы — не актёры, не режиссёры и тем более не слушатели. Среди выдающихся деятелей театра, сразу разглядевших уникальное дарование Гаврилина, особо нужно выделить актёра и режиссёра, в чьих спектаклях музыка играет одну из ведущих ролей. Конечно, речь идёт об Олеге Меньшикове.
В интервью 2009 года он отмечал: «Я не знаю на сегодняшний день продолжателей русской классической музыкальной традиции… Наряду с прекрасными мелодиями — нежнейшими, грустными, если говорить простыми словами, у него есть потрясающая эксцентрическая музыка. Колоссальная грусть и колоссальный юмор» [54].
Художник П. М. Каплевич, работавший с Меньшиковым, позвонил по его просьбе Гаврилину (21 января 1998 года) и предложил написать музыку к спектаклю «Горе от ума». Уговаривал очень. Спектакль обещал быть интересным, и все хотели, чтобы музыкальное оформление принадлежало именно автору «Анюты», и никому другому. Гаврилин сказал, что нужно подумать.
В конце января снова позвонили насчёт Грибоедова. Виктор Максимов, которому Валерий Александрович рассказывал об этих событиях, написал потом в своих воспоминаниях: «И совсем уже поздний, далеко за полночь, звонок. Голос у Гаврилина больной, какой-то потерянный:
— Вчера звонил Меньшиков из Москвы. Опять уговаривал написать музыку для «Горя от ума»… Отказался. Впервые в жизни не потому, что не хочу, а потому, что не смогу. Просто сил не хватит. Ты знаешь, положил трубку и заплакал…» [45, 470].
В итоге Гаврилин написал музыку, но несколько запоздал с этим: московские коллеги сообщили, что им подошли темы из других сочинений, которые Валерий Александрович рекомендовал задействовать в спектакле. Спросили, сколько заплатить, но композитор сказал, что за использование своей музыки денег не берёт.