Ватник Солженицына

8 июня 1978 года Солженицын выступил в Гарварде на ассамблее выпускников университета. В своей речи он почти в духе советских передовиц рассказал о том, что стоит за внешним благополучием Запада. А именно: 1) подмена Правды правом («общество, в котором нет других весов, кроме юридических, тоже мало достойно человека»467); 2) разрушительный, безответственный либерализм, породивший порнографию и преступность («защита прав личности доведена до той крайности, что уже становится беззащитным само общество от иных личностей»468); 3) тоталитаризм прессы («безудержная свобода существует для самой прессы, но не для читателей»469). Бездуховность и малодушие стали причинами того, что Запад все явственнее теряет позиции перед ужасным Восточным блоком: «для обороны нужна и готовность умереть, а ее мало в обществе, воспитанном на культе земного благополучия»

470. Чтобы Запад смог устоять перед Востоком, Солженицын советует ему вернуть общественное мужество, продемонстрировать СССР свою решимость начать войну и обратиться к Богу.

Нападки Солженицына на либеральные ценности были приняты в Америке холодно: получается, американцы сами сначала не поняли, кого пригрели – бородатого черносотенца. Главу госдепартамента США Генри Киссинджера как-то спросили: не кажется ли ему, что Солженицын правее Барри Голдуотера471? «Да он правее самих царей!» – ответил Киссинджер.

В общем, нисколько не удивительно, что в университеты и на телевидение Солженицына стали приглашать все реже и реже, а формулировки в его адрес становились все хлестче и хлестче. Вот как, например, в 1980 году аттестовал его американский литератор Гор Видал: «Плохой писатель и к тому же дурак. Комбинация, которая обычно гарантирует вам в Соединенных Штатах популярность».

Солженицын заперся в своем вермонтском поместье размером со среднюю русскую деревню (обосновался он в нем в июле 1976-го) и засел за бесконечное «Красное колесо», отвлекаясь лишь на то, чтобы накатать очередное «заявление» для прессы, науськиваемый новой женой Натальей Дмитриевной («Сейчас он им врежет!..»)

Но и его «реплики по поводу», и немногочисленные интервью оставались без внимания – Солженицын стал посторонним и для граждан СССР, и для эмигрантов, и для западной общественности, и для американских властей. И ему уже впрямую давали понять, что в его советах не нуждаются: спасибо, Александр Исаевич! Поучайте лучше ваших паучат!

Именно железобетонная уверенность в собственной правоте отличает дилетанта от профессионала. Профессионал осознает границы своей компетентности, он знает, что можно знать и больше. Профессионал – тот, кто твердо знает, чего ему делать нельзя.

Дилетанту – все можно, он знает все, и свои бестолковые идеи он пытается донести до всего мира.

И тут уж как повезет. Либо его даже слушать не будут, и все останутся при своих. Либо, если авторитет дилетанта велик, а имя громко, будут менять мир в соответствии с его рекомендациями.

И тут уж недалеко и до беды…

Мы помним, как в лагерях Солженицын, ища работы полегче, выдавал себя то за опытного нормировщика, то за ядерного физика, то за переводчика с немецкого – не зная толком, как правильно сказать «гутен абенд». Но мечтой его было выдать себя за медика: «Не раз мечтал я объявить себя фельдшером. Сколько литераторов, сколько филологов спаслось на Архипелаге этой стезей! Но каждый раз я не решался – не из-за внешнего даже экзамена (зная медицину в пределах грамотного человека да еще по верхам латынь, как-нибудь бы я раскинул чернуху), а страшно было представить, как уколы делать, не умея. Если б оставались в медицине только порошки, микстуры, компрессы да банки,– я бы решился»472

.

Но если нормировке дипломированный математик еще мог худо-бедно обучиться по ходу работы, а незнание азов ядерной физики обнаружилось бы раньше, чем он успел бы что-нибудь испортить, то ценой вранья по медицинской части могли бы стать чьи-нибудь жизни. Но есть ли дело Солженицыну до чьих-то жизней, если речь идет о его комфортной отсидке?

Ценой дилетантизма в политике и экономике (а именно в этих областях Солженицын считал себя докой) могут стать уже не одна или две жизни, но сотни, тысячи, миллионы. Мы видели, чего стоила России необдуманная политика резкого насаждения рынка в начале девяностых. Мы видим сейчас, как страдает Украина из-за ослепленной ненавистью к России политической верхушки, стремящейся «назло маме отморозить уши» и тем поставить свою страну на грань гибели.

Но это еще цветочки. Страшно представить, что могло бы произойти с миром, прислушайся к советам Солженицына вожди двух сверхдержав!

Возможно, вам уже не довелось бы читать этой книги – равно как и всех других…

Без земли и без неба