Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

— Ну пожалуйста! — морской бриз ворвался в узенькую улочку, растрепал белую гриву Альтер и словно погладил ее по плечу.— Кстати, он вполне может пригодиться Джерину. Ведь если Тель ехал без билета, значит, у него нет никаких бумаг.

Тель выглядел растерянным. Рэра нахмурилась.

— Об этом лучше даже не упоминать.

— Не глупи,— сказала Альтер.— Выкинуть нас с тобой — фантазия Джерина, которая никогда не воплотится в жизнь. Но подумай сама: без документов Тель не получит работы в аквариуме, даже если бы там и захотели его взять. А вот если Джерин решит, что Тель пригодится для его безумного плана, ему будет куда лучше, чем с работой на ферме за десять денег в неделю. Понимаешь, Рэра, каким образом Джерин может похитить...

— Заткнись! — рявкнула Рэра.— Даже если он это сделает, что дальше? Куда он денет еще и короля?

— Я не понимаю,— сказал Тель.

— Очень хорошо,— сказала Рэра.— Если хочешь держаться нас, то и не пытайся понять.

— Мы можем сказать,— добавила Альтер,— что хозяин гостиницы, где мы живем, хочет кое-что сделать. Вообще-то он немножко не в своем уме — например, разговаривает сам с собой. Но ему нужен кто-то, кого не смогут опознать, раз он не зарегистрирован в городе. Если он решит, что тебя можно использовать, ты получишь хорошую еду и место для сна. Он был садовником в островном поместье герцогини Петры, но то ли пил лишку, то ли еще что, только в конце концов она его уволила. Он уверяет, что она писала ему насчет плана. Но...

— Хватит, больше ни слова,— оборвала ее Рэра.

— Ты еще услышишь об этом от него самого,— пообещала Альтер.— А почему ты уехал без билета и без документов?

— Я досыта нахлебался жизни дома. Мы каждый день ловили рыбу, а потом она гнила на берегу, потому что мы могли продать только пятую часть, а то и вовсе ничего. Некоторые бросили это дело, а некоторые вбили себе в голову, что надо работать больше. Я уверен, что так считал и мой отец. Он почему-то вообразил, что если будет добывать много рыбы, то кто-нибудь станет ее покупать. Но никто не покупал. Моя мать занимается ручным ткачеством, на это в основном мы и жили. Я решил, что съедаю больше, чем сам стою. Вот и уехал.

— Прямо так, без денег? — спросила Рэра.

— Прямо так.

— Бедный мальчик,— вздохнула Рэра и с неожиданным материнским чувством обняла его за плечи.

— Ой! — вскрикнул Тель и сморщился. Рэра тут же убрала руку.

— В чем дело?

— У меня тут болит,— он осторожно потер плечо.

— Что там?

— Мой отец... бил меня...

— А,— сказала Рэра,— теперь совсем понятно. Ладно, это твое дело, по какой причине ты уехал. Я еще не встречала никого, кто делал бы что-то по одной-единственной причине. Пошевеливайся. Мы вернемся к Джерину как раз к обеду.

— Я подумал, что если сумею пробраться на борт,— продолжал Тель,— то меня пустят в город, даже без денег. А про документы я ничего не знал. И когда шел в шеренге, думал, как объясняться с людьми за столом. Может, отдать им раковины, и мне дадут документы? Но у парня передо мной была в бумагах ошибка, кажется, какие-то неправильные даты. И ему сказали, что его отошлют обратно на материк, и с корабля он сойти не может. Он предложил им деньги, даже достал их из кармана, но его все равно отправили назад. Вот тогда я и выскочил из рядов и перемахнул через забор. Я не знал, что еще кто-нибудь побежит.

— Очень может быть, что у половины пассажиров документы были не в порядке. Или вообще фальшивые. Вот они и бросились бежать.

— Ты цинична, тетя Рэра.

— Просто я знаю жизнь.

Когда они еще раз свернули за угол, зеленые глаза мальчика так и впились в туманно-голубые башни дворца — далеко-далеко, за крышами торговых заведений, за домами-ульями и огромными кварталами многоквартирных домов. Он пытался запомнить все это, вобрать в себя за один раз, но тщетно. Два его впечатления изо всех сил противоречили друг другу: узость переулков, в которых два человека не могли бы разойтись иначе как боком — и бесконечность города. Он пытался объяснить Альтер, что он сейчас чувствует, но после нескольких рваных фраз та улыбнулась и покачала головой.

— Нет, не понимаю. Постарайся еще раз сказать, что ты имеешь в виду.

А в его голове вдруг заметалось море. Желтый песок бухты захлестнул его сознание, обжигая глаза. Он видел изъеденные солью камни, усеянные раковинами моллюсков. Он видел коричневые пальцы водорослей, цеплявшихся за песок, когда волны откатывались. На миг Тель словно ослеп, не видя города. Когда же тот снова возник у него в глазах, слезы омыли ломаные тротуары, растрескавшиеся стены и прогнившие оконные рамы, сделав их яркими и блестящими.

— Он хочет сказать, что тоскует по дому,— перевела Рэра.— Нет, мальчик, это никогда не пройдет. Но со временем станет легче.

Улица дважды резко повернула и стала шире.

— Вот мы и пришли,— сказала Альгер.

Над дверью двухэтажного каменного дома — вдвое выше, чем строения рядом — висела красная вывеска. Они вошли. По низкому потолку тянулись балки. Вдоль одной из стен комнаты шла стойка, а в центре имелся длинный стол. Еще в комнату спускались лестница в виде буквы V.