Король снова наклонился к ней, как делал это мальчишкой, желая рассказать «страшный секрет». Она заметила, что руки его начали терять золотистый загар, привезенный из материкового леса.
— Давно, еще до того, как меня увезли на материк, я познакомился — не очень хорошо помню, каким образом — с мальчиком, сыном рыбака с побережья. Он рассказывал мне о море, о работе на лодках, о том, как ловят рыбу. Рассказывал, как солнце встает над морем, сверкает на воде ярким пламенем и окрашивает скалы в самые разные цвета. Я хотел бы работать на лодке, Петра. Но не так, чтобы меня возили с места на место, а правил судном кто-нибудь другой. Я хотел бы сам управлять и плыть, куда захочу, и чтобы волны перекатывались через меня, а я рассекал их.
Он ненадолго умолк, прикрыв голубые глаза. Его желтые волосы, добела выгоревшие под материковым солнцем, здесь, в городе, снова начали наливаться благородным оттенком темного золота.
— Я одинок, Петра,— снова заговорил он.— Как и ты. Когда я ощущаю это особенно сильно, я думаю: когда-нибудь я сяду в лодку, как тот мальчик, и направлю ее в море. И это помогает.
— Хорошо,— сказала она. В третий раз она направилась к окну и начала дергать занавески.— Встаньте рядом со мной, Ваше Величество.
Лет подошел и встал справа от нее, глядя поверх городских огней на величественную гладь полночного моря.
— Торомон за окном,— сказала она. Он кивнул:
— Да. И мы в его центре. Оба одинокие.
Аркор стоял в башне-лаборатории в западном крыле королевского дворца Торона. На конце металлической полосы над приемной платформой висел хрустальный шар пятнадцати футов в диаметре. Дюжина маленьких тетроновых приборов разного размера располагалась по периметру комнаты. Видеоэкраны были, как всегда, мертвы. На контрольной панели возле богато украшенного окна сорок девять ярко-красных кнопок застыли в положении «выключено». Аркор медленно прохаживался среди оборудования. Подойдя к балкону, он замер, глядя в ночь. Легкий ветерок прошелся по его длинным волосам, словно гребень.
Немного постояв так, он вернулся в комнату. На осветительные подвески, на платформу, на хрустальный шар падали длинные тени от оборудования для переделки, которое должно было превратить транспортерную ленту в проектор материи для использования в войне. Но оно так никогда и не было пущено в ход.
Он снова выглянул в город.
В норме телепатическое восприятие гиганта ограничивалось лишь несколькими сотнями футов. Но недавно он обнаружил, что этот круг может расширяться, иногда на час и больше, на много миль. Сейчас, стоя на балконе, он ощутил сверхчувственную пульсацию, которая предвещала такое расширение. Ближе, ближе... и неожиданно с города словно сдернули вуаль. Ему открылось что-то вроде матрицы из разумов, сталкивающихся, ссорящихся, однако каждый был сам по себе. «Я тоже одинок»,— подумал он, добавив свою долю в миллионное сложное эхо. Несколько других телепатов, живших в городе, а также стражи-нетелепаты казались вспышками в сети, сплетенной из более тусклых сознаний. Но попытка вступить с ними в контакт была сродни прикосновению через стекло: только образ, лишенный теплоты и текстуры. Я в изоляции, думал он, я один в дворцовой башне и в башне моего собственного восприятия, столь же одинок, как жестокий преступник-неандерталец на окраине города, как король и герцогиня рядом со мной, сознания кружатся и остаются одинокими, даже стоя рядом, как пьяный врач и убитая горем мать в миле отсюда.
Где-то в пространстве сидели мужчина и женщина — Йон и Альтер, но он сумел идентифицировать их лишь после легкого прикосновения — двое в маленькой комнате, плечом к плечу, едва не касаясь друг друга головами. Они читали поэму, написанную от руки на скомканной бумаге, часто останавливаясь, переспрашивая друг у друга, что означает та или иная строчка, или возвращаясь к предыдущей странице. Узоры, сплетавшиеся в их разумах, не были одинаковыми, но когда они пытались объяснить друг другу свои мысли или читали и перечитывали неровные строки, образы поэмы вздымались в их мыслях пляшущим пламенем, соединяясь в общий опыт, рождая сознание единства — и люди не чувствовали одиночества. Иллюзия? — подумал Аркор. Но нет — то хрупкие, то гибкие, склоняющиеся и дрожащие огоньки все время плясали рядом. Аркор улыбнулся, когда двое ниже склонились над мятыми листками. Йон держал бумагу, пока Альтер пробегала глазами последнюю строфу:
Глава 6
— Прекрасно,— сказала Альтер,— теперь твоя очередь учить меня.
Она открыла ящичек, где хранились ее маленькие сокровища.