Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

— Ох, нет,— снова отказалась она.— Вот что, я налью нам обоим выпить.

— Ну...— он замялся.— Ну ладно.

Она извлекла из серванта стаканчики и зеленую бутыль. Все ее движения были замедленными, словно она находилась в воде. Пройдя в маленькую кухню, она нажала педаль откидного стола и поставила бутылку и стаканчики на его поверхность, имитирующую голубой камень.

— Позвольте,— сказал доктор, предлагая ей стул. Она села, он обошел стол, открыл бутылку и налил. Когда она выпила свой стакан, доктор уселся сам, выпил свою порцию одним глотком и налил снова с такой самоуверенностью, какой от него было трудно ожидать. Она посмотрела на зеленую жидкость, дрожащую в стакане, и сказала:

— Доктор Венталь, я чувствую себя такой одинокой. Мне хочется куда-то бежать или куда-нибудь заползти, хочется, чтобы мне сказали, что делать. Когда умерли мои родители, я не испытывала ничего подобного...

— Говорят, что смерть ребенка...— начал доктор и закончил кивком. Похоже, он пил уже третью порцию.

— Я так любила ее и, видимо, избаловала. Я доставала ей приглашения на вечера, покупала наряды... очень много нарядов,— внутри нее словно рухнула плотина, и слезы снова хлынули у нее из глаз, но она, балансируя на грани срыва, продолжала: — Все родители живут ради своих детей, доктор. Так и должно быть, верно? — ее пальцы непроизвольно зарылись в волосы, и шарф, который она всегда носила, оказался у нее в руках. Зеленый шелк с тонкими алыми и синими разводами показался ей таким живым в сравнении с сухой сероватой кожей, обтянувшей ее кисти.

Она взглянула на доктора. Он наливал себе еще и виновато улыбался:

— Я, кажется, опустошаю ваши запасы. Простите меня.

— О, все в порядке,— ответила она как во сне.— Я почти никогда не пью спиртного, так что продолжайте, пожалуйста.

— Спасибо.

— Мне все чудится, что я должна что-то кому-то дать, что-то для кого-то сделать, и тогда только поверю, что я сама...— она надолго замолчала и наконец еле слышно выговорила: — ...что я сама жива,— она подвигала стакан взад-вперед по столу, пытаясь поймать луч света. Когда ей это удалось, свет, прошедший сквозь зеленую жидкость, красивым бликом лег на голубой псевдокамень.— Только тогда я смогу поверить, что я жива,— повторила она чуть громче.

— Я ждал, что вы скажете — «смогу поверить, что она жива»,— произнес доктор. Она замотала головой:

— Нет, ни в коем случае. Я знаю, что хотела сказать,— она вскинула на него глаза.— Думаю, мне все-таки стоит принять ваше успокоительное. На самом деле мне совсем не хочется выпивки.

— Прекрасно.

— Я сейчас приду в себя. Спасибо, что вы пришли — я на миг почувствовала, что не одна. Но ведь я... ничего не могу сделать.

— В отношении вашей дочери — ничего не можете.

— Это я и имела в виду,— она встала.— Сейчас я приму ваше лекарство и прилягу.

Доктор кивнул и кое-как встал, держась за край стола.

— Что с вами, доктор? — обеспокоилась она.

— Видимо, я излишне налег на ваши запасы,— он снова улыбнулся, выпрямился и нетвердым шагом отошел от стола. В гостиной он долго рылся в чемоданчике, пока не нашел бутылочку из янтарного стекла.

— Я вам оставлю... две,— вытряхивая таблетки из бутылочки, он покачнулся и уронил их на полу своего пиджака.— Сначала примите одну, а потом, если понадобится, другую,— он стряхнул таблетки с пиджака на кусочек марли и протянул ей.

Она проводила его до порога и открыла перед ним дверь. Он шагнул в коридор, держась за косяк. Она нахмурилась, но постаралась обратить все в шутку.

— Не говорите своей жене, сколько времени вы пробыли здесь. Вы, наверное, не хотите, чтобы она знала.

Она увидела, как напряглись его плечи под пиджаком цвета дубовой коры. Он медленно повернулся.

— Я, пожалуй, должен поставить вас в известность, что дал вам это успокоительное незаконно. Что же касается моей жены, то она ничего не узнает, потому что больше не живет со мной,— она удивленно взглянула на него.— Неделю назад меня обвинили в преступной небрежности: мол, кто-то умер, получив не те лекарства. Моя жена узнала и ушла от меня. Так что мне теперь не приходится что-то скрывать от нее.

Он снова повернулся и неверными шагами пошел по коридору, а она смущенно вернулась в свою пустую квартиру.

Взгляд твой, в оправе из драгоценностей,Ловит видения где-то за стенами.

Вор, идиот и циркач — три свидетеля Смерти, печали, растущих потребностей.Великолепная и одинокая,Спи, госпожа, разреши себе спать...

Король смотрел на свою кузину, которая стояла у окна и задумчиво трогала дымчатый камень на серебряной цепочке, висевший на ее шее. Петра задернула шторы, отгораживаясь от городских огней, и повернулась к нему. Рыжие волосы, схваченные двойным золотым гребнем, выполненным в виде клешней краба, каскадом падали на ее плечи.

— В чем дело, Петра?

— Что вы имеете в виду, Ваше Величество?