Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

Альтер и ее тетка вышли из задней комнаты, и Йон повернулся к ним.

— Вот и мы,— сказала Рэра, опять вытирая глаза фартуком.— Возвращайся поскорее,— обратилась она к племяннице.— Твоя старая тетушка теперь женщина респектабельная.

— Приду,— сказала Альтер, обняв тетку, и взяла Йона под руку.

— Не хотите ли вы оба чего-нибудь поесть? — спросила Рэра.— Или, может, просто посидим и поболтаем?

— Сейчас нам некогда,— сказала Альтер.— Но мы обязательно скоро зайдем снова.

— Поскорее,— попросила Рэра.— Будьте так добры, сделайте это поскорее.

Они неторопливо вышли из гостиницы.

— Ты узнала что-нибудь о Нонике? — спросил Йон.

— Угу,— кивнула она. В руках у нее был сложенный пакет, набитый бумагой.— Здесь некоторые его стихи. Они остались в его комнате после...— она вздрогнула и крепче стиснула руку Йона.

— О чем твоя тетка хотела с тобой поговорить?

— Она хотела, чтобы я осталась с ней и жила тут.

— Понятно.

— Там все так цепляло меня, что я даже пыталась не смотреть. Я даже думаю, что могла бы любить все это. Но сейчас у меня есть своя квартира, и я уже привыкла быть у себя дома,— она отбросила назад свои белые волосы.— Но в то же время я осознала, как сильно я люблю тетку.

— Знаешь,— сказал Йон,— сейчас мне кажется, что сегодня я кое-что сказал, не подумав. Я вспомнил все, что говорил насчет обычаев и морали, разделяющих людей и делающих их отличными друг от друга. Но в людях намного больше сходства, чем различий. Гораздо больше.

Так же неторопливо они покинули окраину города и пошли вместе сквозь строгую ночь, чтобы рассмотреть добычу Альтер.

Глава 5

Сдави шею ярости удавкой насилия

Возьми в оцепление бездны сознания,И разум в мольбе напряги, и поведай,Как одинок человек в этой тьме...

Голубоватая вода струилась по полу подвала, из угла разило мокрыми мешками из-под рыбы. Джоф присел на бочонок и положил руки на колено. Он то и дело стискивал и разжимал пальцы, и этот жест выдавал его страх. Медленно дыша, он сидел в темноте уже полтора часа и не столько думал, сколько позволял крутиться в своем мозгу одним и тем же картинам: девичье лицо с закрытыми глазами и ниткой крови изо рта, словно прочерченной багровым карандашом; тело, упавшее на пристани, когда темноту прорезала сирена; блестящее в свете луны окно склада, которое он разбил кулаком и порезался. Теперь на руке был свежий шрам. Здесь, подумал он, я могу сидеть спокойно. Одиночество было тягостным, но он принимал его, поскольку считал, что другого выхода нет. Он снова стиснул пальцы, пытаясь побороть страх. Когда-нибудь он, возможно, прекратит попытки, но это будет нескоро...

Раны свои — залечи злым деянием,Кровь свою — в грязь, на булыжники пристани!Сердце, что в силах вместить мироздание,

Пусть выйдет из моря, в мистерию города...

Мать Ренны смотрела, как закрылась дверь ее гостиной за полицейским офицером, и думала: сейчас глаза мои лопнут и я, наверное, завизжу. Может быть, треснет штукатурка и обрушатся стены... Она ждала. Ничего не случалось, только дышать было все труднее и труднее. Перед глазами почему-то стоял один и тот же образ: монетка, переворачиваясь и сверкая, уходит в глубь темной воды...

Она подошла к видеофону и набрала номер доктора Венталя. Он был единственным врачом в доме. Когда раздался пронзительный гудок, она подумала: «Зачем я звоню доктору? Какого черта я ему звоню?»

— Да? — на экране проявилось лицо врача.

Что-то в ней разорвалось, и она закричала:

— Доктор Венталь, ради всего святого, помогите мне... Моя дочь Ренна умерла, ее... Ох, она умерла...— обрывки фраз с трудом сползали с ее языка. Что-то жгло ее губы, щеки, глаза.

— Вы, кажется, живете на втором этаже?

— Да... я, да...

Она задумалась, как сейчас выглядит ее лицо, но доктор уже сказал, нахмурившись:

— Я сейчас спущусь,— и отключился.

Время шло. Время всегда проходит, подумала она. А куда иду я в этом прошедшем времени? Тут раздался стук в дверь. С истерическим спокойствием она открыла. Вошел доктор.

— Я извиняюсь,— выговорила она,— я очень извиняюсь. Я не хотела беспокоить вас, доктор. Я знаю, что вы ничем не можете помочь мне. Я право, не понимаю, зачем вообще вынудила вас спуститься...

— Не трудитесь извиняться,— сказал Венталь.— Я вполне понимаю вас.

— Сейчас здесь был полицейский. Он все сказал мне. Они не могли идентифицировать ее по рисунку сетчатки, потому что ее глаза были полностью...

— Не дать ли вам успокоительного?

— Нет. Я не хочу его. Я не собиралась вызывать вас сюда... я...— наконец, отчаяние словно отпустило ее на миг только для того, чтобы дать возможность сформулировать: — Ох, доктор Венталь, я просто хотела поговорить с кем-нибудь и первым делом подумала о враче, не знаю уж, почему. Но я просто хотела поговорить,

— Но, может быть, вы все-таки хотите успокоительного?