Вдоль по памяти

Весь день (а дни были в том августе тёплые и солнечные) шла игра в наши домашние настольные игры: «летающие колпачки», «цирк», «триктрак» и, конечно, в карты.

К вечеру появлялись родители, и поскольку из-за карантина их в палату не пускали, они передавали нам через окно, контрабандой, фрукты и ягоды прямо с близлежащего рынка. Узнав, что Гриша без ягод, наши мамы стали приносить их ему специально.

Здесь я, кажется, впервые услышал анекдоты, которых у Гриши был солидный запас, некоторые весьма неприличные.

Кто-то из ребят умел из бумаги складывать всякие кораблики, петушков и пр. Этому искусству обучились и все остальные.

Выписали нас почти одновременно — всех, кроме Гриши, у которого вдруг получилось осложнение: опухла мошонка. А наши принесённые родными игры из-за карантина должны были остаться в больнице на радость новым пациентам.

Карантин — сорок дней. Когда я вернулся домой, этот срок ещё не истёк, поэтому мне не разрешали общаться с друзьями во дворе. Их тоже строго об этом предупредили. Я очень по ним соскучился и был безутешен. Однако гулять мне было разрешено, но на расстоянии от других детей.

Утром я вышел с газетной бумагой, сел на закрытый сруб колодца и стал складывать кораблики и петушков из этой бумаги. Мои друзья с большим любопытством молча смотрели издали. Интерес к моему делу заставил их подползать ближе и ближе. Они молчали, и я молчал. Наконец я не выдержал и сказал: «Но поговорить-то хоть издали мы можем?»

Стали разговаривать, но на словах трудно объяснить, как правильно складывать петушков. Они подошли ещё ближе… и как-то незаметно все забыли про карантин.

Скарлатиной никто от меня не заразился.

Поездки на Украину

Когда наступало лето, приходило время сплошной радости — время дворовых игр, прогулок в «Дубках» или в Парке им. Дзержинского. Останкино — пригород, кругом природа, есть даже купание — местные пруды (тогда ещё чистые). Ни о каких дачах не было поначалу и помину.

Но нашей маме этого было мало. Она мечтала свозить меня на свою родину — на Украину.

В моих воспоминаниях нет точной хронологической последовательности. Память подбрасывает мне отдельные более или менее яркие эпизоды и события, но что было раньше, а что позднее — порой ускользает от неё. Иногда хочется что-то уточнить, что-то спросить у старших; но увы! — нет уж на свете ни бабушки, ни дедушки, ни мамы, ни папы.

Поездок на Украину было две.

Первый раз мама повезла меня году, кажется, в 1935-м или 36-м. Поехали совместно с маминой приятельницей Верой Ступиной в некое место с громким названием Александрия.

Как я сейчас понимаю, это украинская глубинка, захолустье. У маленькой речушки, полузаросшей камышом, — десятка два глиняных мазанок, крытых этим камышом и соломой, с земляным полом, на плетнях висит тряпьё, на кольях — макитры (горшки), много кур, хозяйки ходят босиком. Мы поселились в такой хате.

Жара стояла изнуряющая. В полдень, после обеда, меня укладывали спать. В хате с земляным полом и с закрытыми ставнями было чуть прохладнее, легче было дышать, но засыпал я не всегда. Как-то меня уложили, а взрослые куда-то ушли. Я лежал в полутьме. В ставне светилась маленькая дырочка. Вдруг я увидел на противоположной стене буквально цветное кино. Что-то двигалось, шевелилось, зеленели деревья, ярко сияло небо, но почему-то внизу, а пыльная земля была, наоборот, под потолком. Удивлённый, я приподнялся на постели и стал всматриваться в эту живую картину. Потом я опустил голову вниз, перевернулся и ясно увидел двор с сараем, деревья, колодец. Вот кто-то прошёл мимо окна — это, кажется, моя мама. И точно, мама через минуту вошла в комнату. Увидев, что её сын стоит на кровати кверху попой, она принялась было меня бранить, но я показал ей картину на стене, и тут уж и она в свою очередь удивилась.

Объяснить это явление никто мне не мог. Значительно позднее, уже школьником, я прочёл где-то про камеру-обскуру и нашёл удовлетворительное объяснение. Кроме того, такой же эффект получался в камере нашего «Фотокора».

Поначалу мне всё это было внове и нравилось, но жара стояла несусветная, и было множество надоедливых мух и комаров. С Вериным сыном Севой мы купались до посинения в мелкой речушке, но вскоре он заболел дизентерией, а я — малярией с высокой температурой. Хозяин съездил в районный городок и привёз для меня хины. Через какое-то время мне стало легче.

Однажды под утро нас разбудил страшный грохот. Выбежав из хаты, мы узнали, что это взорвали церковь. Днём мы вышли на маленькую площадь в центре села и увидели огромную груду красного кирпича. Поодаль стояла небольшая группа людей. Бабы боязливо крестились, глядя на развалины. А иные уже деловито набирали кирпичи и тащили к себе на хозяйственные нужды. Уехали мы из этой Александрии раньше, чем предполагали.