Олдред с Эдгаром долго обсуждали, где Букка сможет построить себе дом, и это обсуждение побудило их начертить карту деревни. Олдред предложил впредь строить по квадратам для нескольких домохозяйств, как обычно и делалось, но у Эдгара было иное видение: он мечтал о главной улице, ведущей вверх по склону, и второй, что тянется под прямым углом вдоль холма. К востоку от главной улицы заранее выделили место для новой, более крупной церкви и монастыря. Пока все это существовало лишь в воображении, но думать о таком было приятно.
Впрочем, Эдгар все-таки потратил целый день, размечая участки для строительства на будущей главной улице, а Олдред объявил, что всякий, пожелавший отстроиться на одном из этих участков, сможет брать древесину из леса и получит годичную отсрочку по уплате податей. Эдгар и сам начал возводить дом: разумеется, он проводил много времени в Оутенхэме, но, бывая в Дренгс-Ферри, старался не ночевать у братьев, где ему слишком часто приходилось слушать по ночам, как Квенбург шумно отдается одному или другому из своих мужей.
Следом за Буккой в Дренгс-Ферри переселились еще трое чужаков — веревочник, который плел веревки и сматывал их в мотки на всем своем заднем дворе; ткач, который построил длинный дом и поставил в одной половине свой станок, а во второй разместил жену и детей; и сапожник, построивший дом рядом с домом Букки.
Олдред даже обзавелся школой с одним учебным помещением. Сначала единственным учеником был Эдгар. Зато теперь трое мальчиков, сыновья зажиточных крестьян из окрестностей переправы, каждую субботу приходили в монастырь, сжимая в грязных руках по половинке серебряного пенни, чтобы учить буквы и цифры.
Словом, все шло вроде бы неплохо, но этого было мало. Если перемены и дальше будут столь же неспешными, обители Дренгс-Ферри суждено стать крупным монастырем лет через сто. Олдред пытался не впадать в отчаяние и чего-то добивался — но потом скончался настоятель Осмунд, а епископ Уинстен лишил обитель притока средств.
Приор взглянул за реку. Да там как будто паломники собрались — сидят у кромки воды и терпеливо ждут парома. Хороший знак, лишнее доказательство того, что нынешнее утро и вправду особенное. А вот Дренг, лентяй этакий, совсем заспался, так что перевезти людей некому.
Олдред пошел будить нерадивого перевозчика.
Дверь таверны была закрыта, окна прятались за ставнями. На стук никто не откликнулся, поэтому Олдред поднял наружную щеколду на двери и вошел внутрь.
В доме было пусто.
Замерев на пороге, приор озадаченно огляделся. Одеяла сложены стопкой, пол застелен тростником. Бочонки и кувшины с элем, по всей видимости, унесли на пивоварню и закрыли на замок. От погасшего очага пахло остывшим пеплом.
И ни души.
Управлять паромом было некому. Как хочешь, так и выкручивайся.
«Что ж, — сказал себе Олдред, — сами справимся. Мы должны перевезти этих паломников. Монахи будут трудиться по очереди. Да, все получится».
Недоуменно качая головой, приор вышел наружу, снова посмотрел в сторону реки — и лишь тогда заметил, что парома нигде не видно. Не веря собственным глазам, Олдред оглядел реку и с замиранием сердца осознал печальную истину — паром сгинул неизвестно куда.
Судя по всему, Дренг забрал обеих своих жен и рабыню — и уплыл на пароме.
Но что на него вдруг нашло? Дренг ведь старался никуда не ездить, деревню он покидал от силы раз в год, когда отправлялся в Ширинг, а добраться до города по реке было невозможно.
Значит, он уплыл вверх по течению, в сторону Батфорда и Оутенхэма? Или же вниз, в сторону Мьюдфорда и Кума? Ни то, ни другое не имело особого смысла, тем более для путника, обремененного семьей.
Оставалось только гадать, по какой причине Дренг столь спешно снялся с насиженного места.
Вряд ли это совпадение, уныло признал Олдред. Дренг, конечно же, знал об изваянии святого Адольфа и о том, что в Белое воскресенье состоится чествование святого. Знал, подлец, но скрылся в тот самый день, когда Олдред ожидал в церкви сотни паломников. Его отсутствие грозило крахом всем замыслам Олдреда.
Должно быть, он поступил так нарочно…
Едва додумав эту мысль, Олдред сообразил, что из всего случившегося следует простой, но верный вывод.
Дренга подговорил епископ Уинстен.
Их обоих приору хотелось задушить голыми руками.
Он укорил себя за греховные помыслы. Да и, в конце концов, что толку злиться и распалять в себе гнев. Надо понять, что делать дальше.
Ответ пришел сразу. Паром пропал, но у Эдгара есть плот. Обычно этот плот тоже привязывали у таверны, но сейчас речные берега пустовали. Нужно проверить, не исключено, что Эдгар причалил его у дома своих братьев.
Воодушевленный, Олдред быстрым шагом двинулся вверх по склону холма.