Вечер и утро

Эдгар решил возвести себе дом напротив новой церкви, пускай самой церкви пока не было, и никто не мог сказать, появится ли она хоть когда-нибудь. Стены он уже поставил, но солому на крышу еще не стелил. Несмотря на ранний час, Эдгар сидел на тюке соломы и чертил что-то камешком на большом куске сланца, прикрепленном к деревянной раме. Он явно что-то подсчитывал, то хмурясь, то зажмуриваясь, то цокая языком, — быть может, прикидывал, сколько материала ему понадобится на каменную пристройку в честь святого.

— Где твой плот?! — крикнул Олдред, даже не поздоровавшись.

— На берегу реки, у таверны. А что?

— Его там нет.

— Проклятье! — Эдгар вскочил и ринулся проверять, а Олдред последовал за ним. Со склона берег реки просматривался далеко в обе стороны, и на воде не было заметно ни единого суденышка. — Странно. Плот и лодка никак не могли уплыть по случайности вместе.

— А кто говорит о случайности? Это все подстроено!

— Не понял.

— Дренг исчез. Таверна пуста.

— Выходит, он уплыл на пароме… А мой плот забрал, чтобы мы им не воспользовались.

— Точно. Наверняка он бросил плот в нескольких милях отсюда. Потом скажет, что понятия не имеет, что стряслось. — Олдред понурился, признавая поражение: — Без парома и плота мы не сможем переправить паломников через реку.

Эдгар прищелкнул пальцами:

— У Агаты тоже есть лодка! Совсем крохотная, один на веслах, двое на скамье, если сесть вплотную. Но это все-таки лодка.

Олдред снова приободрился:

— Маленькая лодка — это лучше, чем никакая.

— Я доберусь вплавь до острова о попрошу об одолжении. Думаю, Агата не откажется помочь, особенно когда узнает о происках Дренга и Уинстена.

— Давай ты начнешь перевозить паломников, а через часок я подошлю кого-то из братьев тебя сменить.

— Паломники захотят перекусить в таверне.

— Там никого нет, но мы можем продать им еду из запасов приорства. У нас есть эль, хлеб и рыба. Мы справимся.

Эдгар сбежал с холма к берегу реки, а Олдред заторопился в обитель. Хорошо, что солнце только-только встало: еще достаточно времени наладить переправу через реку и превратить монастырь в таверну.

К счастью, денек выдался погожий. Олдред велел монахам расставить во дворе столы и собрать по деревне кружки и миски, а сам обошел деревенские лавки, выпрашивая бочонки с элем и буханки свежего и даже зачерствевшего хлеба. Брата Годлеова он отправил скупить всю рыбу, которая имелась в наличии у Букки, а потом наказал разжечь огонь и варить свежий улов. В общем, приор сбивался с ног, однако ощущал, что суетится не напрасно.

Вскоре от реки начали приходить паломники. Другие тянулись с суши, с противоположной стороны. Монахи начали продавать еду и питье. Те, кто предвкушал угощение мясом и крепким элем, недовольно бурчали, но большинство с радостью принимали монастырскую снедь и от чистого сердца благодарили братию.

Потом пришел Эдгар и сообщил, что очередь на лодку становится все длиннее, а некоторые паломники разворачиваются и расходятся по домам, не желая ждать. Гнев на Дренга в груди Олдреда вспыхнул с новой силой, но приор заставил себя сохранять спокойствие. Уходят — так уходят, тут ничего не поделаешь, сказал он себе и продолжил разливать эль в деревянные кружки.

За час до полудня монахи повели паломников в церковь. Олдред изначально рассчитывал на то, что в церквушке будет не протолкнуться и что службу, может быть, придется повторить дважды, если всем пришедшим не хватит места, но из-за козней Дренга этого не потребовалось.

Усилием воли приор заставил себя отвлечься от управления развернутой на скорую руку монастырской таверной. Знакомые латинские фразы быстро успокоили мятущуюся душу. Как ни странно, они схожим образом подействовали и на прихожан, которые внимали молитвам непривычно тихо.

В завершение Олдред опять поведал историю жизни и мученической гибели святого Адольфа, а затем началось воздвижение изваяния. Многие крестьяне уже видели это зрелище ранее, так что лишь некоторые испугались, а остальные восторженно и благоговейно наблюдали за происходящим.

После службы все пожелали отобедать.

Несколько человек попросили о ночлеге. Олдред предложил им переночевать с монахами в дормитории либо остановиться в таверне: та, конечно, пустовала, но разместиться внутри не возбранялось. Однако там не было ни еды, ни питья.

Люди слушали и хмурились. Для них паломничество было праздником, они с нетерпением ожидали веселого вечера, хотели поболтать с другими паломниками, выпить и закусить, а то и предаться плотским утехам.

В итоге большинство предпочло вернуться домой.

На закате Олдред уселся на землю между церковью и монашеским домом и стал наблюдать, как багровое солнце опускается навстречу своему отражению в воде. Вскоре к приору присоединился Эдгар. Некоторое время они сидели молча, а потом Эдгар спросил:

— Что, не срослось?

— Срослось, но могло быть и лучше. Мысль-то здравая, и если бы не происки кое-кого…

— Будешь пробовать снова?

— Не знаю, честно сказать. Паромом владеет Дренг, мы от него зависим. А ты как считаешь?

— Я кое-что придумал.