Вечер и утро

Олдред повернулся к священнику спиной. Бедняга боялся ярости Уинстена больше, чем гнева святого Адольфа, и приор его не винил. Но сам Олдред сдаваться не собирался. Жители деревни жаждали зрелища, и Олдред намеревался сделать все, чтобы их чаяния оправдались. Что ж, если в церковь не пускают, значит, все произойдет снаружи, под ее стенами — и под сенью креста.

Он тихо спросил Эдгара:

— Твое устройство будет работать с телеги?

— Конечно, — отозвался Эдгар. — Оно будет работать где угодно.

— Тогда будь готов.

Приор подошел к телеге, развернулся лицом к деревенским, огляделся, дождался, пока все замолчат, и стал молиться вслух. Начал с латыни. Пусть местные жители ничего не понимали, но латынь убеждала всякого сомневающегося, если такой найдется, что это подлинная служба.

Затем Олдред перешел на англосаксонский:

— Господь, всемогущий и предвечный, явивший нам через свершения святого Адольфа Свою милость и сострадание, попусти сему святому заступиться за нас!

Далее последовала молитва «Отче наш», к которой хором присоединились деревенские.

После молитвы Олдред принялся излагать историю жизни и смерти святого Адольфа. Об этом человеке были известны лишь крохи вроде обстоятельств его гибели, однако Олдред дал волю своему воображению на пользу делу. Саксонского короля он выставил жестоким себялюбцем, а святого подвижника — человеком удивительно добросердечным и чистым помыслами, спроси его кто-нибудь, он бы сказал, что это, как ему кажется, недалеко от истины. Он приписал Адольфу многочисленные вымышленные чудеса, исходя из мысли, что любой святой должен быть чудотворцем. Зеваки заходились от восторга.

В завершение Олдред напомнил людям, что святой Адольф ныне осчастливил Тренч своим прибытием, что сейчас он незримо присутствует в деревне, наблюдает и слушает.

— О, святой Адольф! — воззвал приор. — Если здесь, в христианской деревне Тренч, есть те, кто поражен горем, мы молим тебя ниспослать им утешение.

Это был сигнал Эдгару. Олдреда так и подмывало обернуться, однако он воспротивился искушению: раз доверяешь, то доверяй, сказал он себе, все давным-давно оговорено.

Приор возвысил голос:

— Если здесь есть те, кто потерял что-то ценное, мы молим тебя, святый отче, вернуть им пропажу.

За спиной послышался шорох, потом что-то скрипнуло, судя по всему, Эдгар потянул за веревку.

— Если здесь есть те, кого ограбили или обманули, да воздай всем по справедливости!

Толпа вдруг глухо загудела, люди, стоявшие впереди остальных, внезапно попятились, а прочие принялись тыкать пальцами в сторону телеги. Олдред знал причину: изваяние святого, лежавшее в телеге, начало медленно подниматься из-под покрывала.

— Если кто-то здесь хворает, молим тебя их исцелить!

Деревенские все, от мала до велика, поразевали рты. Олдред знал, на что они смотрят. Они с Эдгаром много раз все проверили и даже наблюдали со стороны картину, ныне представшую крестьянам Тренча. Ноги изваяния оставались на телеге, но тело стояло почти прямо. Разумеется, кто-то наверняка заметил, что Эдгар тянет за веревку, но устройства, которым управлял строитель, видно не было. А потому крестьянам, что никогда не видели хитроумных шкивов и рычагов, должно было почудиться, что изваяние поднялось самостоятельно.

Эти рассуждения подтвердил дружный вздох со стороны толпы, и Олдред догадался, что люди увидели лицо святого.

— Если же кого донимают демоны, изгони мерзких тварей!

Олдред согласился с доводами Эдгара: сначала пускай изваяние поднимается медленно, а затем станет двигаться быстрее. Стоило идолу — приор мысленно перекрестился — окончательно встать прямо, как все узрели его глаза. Какая-то женщина и двое детей кинулись прочь, собаки в страхе залаяли, а многие в толпе стали осенять себя крестом.

— Если здесь есть те, кто согрешил, обрати на них свой взор, святый отче, и дай им мужество признаться!

Молодая женщина в первых рядах вдруг упала на колени и застонала, глядя на голубоглазую статую.

— Это я, это я украла! — запричитала она. По ее лицу заструились слезы. — Это я украла нож Аббе. Прости, прости, прости!

Из-за множества спин донесся возмущенный вопль другой женщины:

— Фригит! Ах ты сука!

Олдред такого не ожидал, сам он надеялся на чудесное исцеление. Однако святой Адольф открыл ему возможность, которой следовало воспользоваться.

— Святой коснулся твоего сердца, сестра, — объявил он. — Где украденный нож?

— Спрятан у меня в доме.

— Пойди и принеси его мне.

Фригит кое-как встала.

— Бегом, женщина!

Она протолкалась сквозь толпу и скрылась в соседнем доме.

— А я-то думала, что потеряла нож, — проворчала Аббе.

Олдред громко произнес:

— Святый отче, прими нашу благодарность, ибо в милости своей ты коснулся сердца грешницы и заставил ее признаться!

Фригит вернулась, держа в руках железный нож с искусно вырезанной костяной рукоятью. Она передала оружие Олдреду, а приор подозвал к себе Аббе. Та смотрела настороженно: она была старше Фригит и, похоже, не слишком-то верила в чудеса.

— Ты прощаешь ближнего своего? — вопросил Олдред.

— Прощаю, — безразлично ответила Аббе.

— Тогда даруй ей поцелуй милосердия.