Вечер и утро

— Мне плевать, кто прикончил Дренга, — буркнул Уинстен. — Брат или не брат, он был полным тупицей. И ты тоже тупица. Проваливай!

Дегберт ушел, а Уинстен остался один.

Что-то было не так. Он впал в ярость, узнав новости, которые лишь подтвердили ожидания. Он чуть не убил жену священника. Хуже того, чуть ранее он напрочь позабыл, где находится и кто он такой.

«Я схожу с ума», — сказал он себе, и эта мысль наполнила его ужасом. Как такое вообще возможно? Он был умным и безжалостным, всегда добивался своего, вознаграждал союзников и беспощадно уничтожал врагов. Подступающее безумие ужасало настолько, что сама мысль об этом казалась невыносимой. Он крепко зажмурился и ударил кулаками по столу перед собой.

Возникло ощущение падения, как будто он спрыгнул с крыши собора. В любой миг он мог врезаться в землю внизу и разбиться, а значит, умереть. Изо всех сил он пытался удержаться от крика.

Когда чудовищный прилив чувств миновал, Уинстен задумался о прыжке с крыши. Он ударится оземь, познает мгновение нестерпимой боли, а затем все прекратится. Но какую кару ему назначат за грех самоубийства?

Он был священником и мог уповать на прощение на небесах. Вот только самоубийство все равно остается самоубийством.

Можно покаяться в грехах, отслужить службу и умереть в благодати, верно?

Нет, неверно. Он умрет грешником.

Дегберт вернулся с расшитой накидкой, которую Уинстен надевал на службы.

— Тебя ждут в соборе, — сказал он. — Или доверишь мне прочитать проповедь?

— Сам справлюсь, — проворчал Уинстен, вставая.

Дегберт набросил накидку ему на плечи.

Уинстен нахмурился.

— Что-то меня беспокоило некоторое время назад, но не могу вспомнить, что именно, — пожаловался он.

Дегберт промолчал.

— Да и ладно, — махнул рукой Уинстен. — Вряд ли это важно.

* * *

Этель умирала.

Рагна сидела в таверне поздно ночью, за одним столом с Блод, Мейрид и новорожденной дочкой молодой рабыни, Бригит. Последние посетители уже давно, пошатываясь, выбрели за дверь. На столе тускло чадил фонарь. Этель лежала с закрытыми глазами. Ее дыхание было неровным, лицо посерело. Настоятельница Агата сказала, что ангелы ее призвали и она откликнулась на их зов.

Блод и Мейрид собирались растить ребенка вдвоем.

— Нам не нужны мужчины, мы сами горазды, — сказала Блод, и Рагна ничуть не удивилась: жизнь, которую волей обстоятельств приходилось ранее вести этим двоим, изрядно их закалила. Впрочем, было и кое-что еще. Рагна догадывалась, что свою неутоленную страсть по Эдгару Блод перенесла на Мейрид. Конечно, это всего лишь догадка, так обстоит дело или нет, выяснять она точно не станет.

Вскоре после рассвета Этель тихо скончалась. Не было ни криков, ни хрипов — она просто перестала дышать.

Блод и Мейрид раздели ее и омыли тело. Рагна спросила у рабынь, что они собираются делать теперь, когда Этель обещала их освободить, но не успела. Выяснилось, как заверил Олдред, что она все-таки составила завещание. При желании они могли вернуться на родину, но решили, похоже, держаться вместе.

— Я не могу возвратиться в Ирландию с младенцем на руках и без денег, — объяснила Мейрид. — Я знать не знаю, где в Ирландии мой дом. Это деревушка на побережье, вот и все. Если и есть какое-то название, я никогда его не слышала. Даже не вспомню, сколько дней я пробыла на ладье викингов, прежде чем попасть на рынок в Бристоле.

Рагна, конечно, могла бы дать ей немного денег, но куда она подастся с этими деньгами?

— А что насчет тебя, Блод?

Вторая рабыня задумчиво покачала головой:

— Уже десять лет, как меня забрали из моего дома в Уэльсе. Все мои подруги наверняка замужем и с детьми, а живы родители или нет, никак не проверить. Да и валлийский как-то подзабылся… Никогда не думала, что скажу это, но мне почему-то кажется, что мой дом теперь тут.

Рагну объяснение убедило, но не полностью. Обе рабыни что-то недоговаривали. Неужели Блод и Мейрид настолько привязались друг к другу, что не желают расставаться?

Слух о смерти Этель быстро разошелся по деревне, и вскоре пожаловала Квенбург со своими двумя мужьями. Мужчины выглядели смущенными, но Квенбург вела себя как хозяйка.

— Как вы посмели ее мыть? Это моя обязанность, это я падчерица!

— Они всего лишь хотели помочь, Квенбург, — проговорила Рагна.

— А мне начхать! Таверна теперь моя, и я хочу, чтобы эти рабыни ушли отсюда.

— Они больше не рабыни.

— Это если Этель сдержала свое обещание.

— В любом случае ты не вправе выгонять их из дома.

— Почему? Кто мне запретит?

— Я, — коротко ответила Рагна.

Квенбург нахмурилась:

— Эрман, ступай и приведи приора. — Муж подчинился. — Пока ждем, рабыни пускай посидят снаружи.

Рагна не стерпела:

— Или ты подождешь снаружи, пока Олдред не подтвердит, что таверна теперь твоя.

Квенбург набычилась.

— Ну же. Я жду. Иди, не то будет хуже.

Квенбург неохотно вышла, Эдбальд последовал за женой.

Рагна опустилась на колени рядом с телом Этель, Блод и Мейрид сделали то же самое. Вскоре появился Олдред с серебряным крестом на шее. Квенбург с мужьями вошла следом. Приор перекрестился и помолился, а затем вынул из мешочка на поясе небольшой лист пергамента.