Вечер и утро

Квенбург, жена Эрмана и Эдбальда, прошла мимо с корзиной свежей рыбы, некоторые серебристые рыбины еще вертели хвостами. Наверное, несет улов рыботорговцу Букке. Квенбург, насколько помнила Рагна, всегда отличалась склонностью к полноте, но к двадцати годам заметно обрюзгла, утратила очарование юности, и теперь никто не назвал бы ее привлекательной. Впрочем, братья Эдгара, похоже, были всем довольны, и их диковинный брачный союз длился уже девять лет.

Квенбург остановилась перекинуться словечком со своим отцом Дренгом, который как раз вышел из амбара с деревянной лопатой в руках. «До чего же удивительно, — сказала себе Рагна, — видеть, как люди, вроде бы злые и неприятные, проявляют к кому-то искреннюю привязанность».

Ее размышления прервал гневный вопль из таверны. Мгновение спустя вышел Теодберт, завязывая на ходу пояс.

— Она в тягости! — прорычал он. — Я не заплачу ни пенни за шлюху на сносях!

Дренг поспешил к нему, не выпуская из рук лопату:

— Чего шумишь? Что стряслось?

Теодберт повторил, обильно пересыпая речь бранью.

— Я ничего не знал! — возмутился Дренг. — Я заплатил за нее целый фунт на рынке в Бристоле, еще даже года не прошло.

— Давай обратно мой пенни!

— Вот зараза! Ничего, я ее вразумлю!

Рагна вмешалась:

— Это ты виноват, Дренг, что она забеременела. Как ты не понимаешь?

Дренг скривился:

— Миледи, девки тяжелеют, когда им нравится трахаться, это всем известно. — Он порылся в кошеле на поясе и вручил Теодберту серебряный пенни: — На, выпей кружку эля, друг мой, забудь о шлюхе.

Теодберт забрал деньги и двинулся к пастбищу, свистнув своему псу.

— А мог бы приговорить бочонок эля и остаться на ночь, — кисло сказал Дренг. — И порезвиться со шлюшкой с утра. Плакали мои денежки.

Он тяжело вздохнул и, хромая, вошел в таверну.

— Какой же глупец! — воскликнула Рагна. — Если он вынуждает девушку отдаваться мужчинам, она почти наверняка рано или поздно понесет. Любой разумный человек это знает.

— А кто сказал, что Дренг разумен? — подивилась Блод.

— Надеюсь, он не сильно ее накажет?

Блод пожала плечами.

— Закон гласит, что нельзя без веских оснований убивать или калечить рабов, — настаивала Рагна.

— Дренг скажет, что основания у него были.

— Я стану возражать.

Изнутри раздался крик, полный боли, затем донеслось гневное пыхтение и приглушенные рыдания. Женщины дружно встали и шагнули было к двери, но остановились в нерешительности.

— Если это все… — проговорила Блод, вслушиваясь в тишину.

Мейрид снова закричала, пронзительнее прежнего.

Они ворвались внутрь.

Мейрид валялась на полу, прикрывая руками живот. Ярко-красная кровь заливала ее рыжие волосы, струясь из раны на голове. Дренг стоял над нею, сжимая лопату обеими руками, и что-то нечленораздельно выкрикивал. Его жена Этель испуганно вжалась в уголок.

— Немедленно прекрати! — потребовала Рагна.

Дренг врезал лопатой по телу Мейрид.

— Прекрати! — повторила Рагна.

Краем глаза она заметила, что Блод схватила дубовое ведро, висевшее на крючке за дверью. Когда Дренг вновь занес лопату, собираясь ударить Мейрид, Блод вскинула тяжелое ведро над головой.

Тут Дренг пошатнулся. Выронил лопату, прижал руку к груди.

Блод опустила ведро.

Дренг застонал, рухнул на колени:

— Господи, как же больно!

Рагна застыла в недоумении. Почему ему больно? Не его же били и мучили. Может, и вправду Господь прогневался наконец на грешника?

Дренг повалился навзничь, упал лицом на каменную оградку очага. Рагна метнулась к нему, схватила за лодыжки и оттащила от огня. Он не шевелился. Кое-как она перевернула тело. Он разбил нос, когда упал, и весь рот и подбородок были в крови.

Дренг не двигался.

Она положила руку ему на грудь. Похоже, не дышит, и биения сердца не чувствуется…

Рагна повернулась к Мейрид:

— Сильно поранилась?

— Голова жутко болит. — Она медленно села, по-прежнему держа одну руку на животе: — Но ребенок вроде не пострадал.

От двери донесся голос Квенбург:

— Отец! Отец! — Квенбург вбежала внутрь, бросив корзину с рыбой, и присела на корточки рядом с Дренгом: — Отец, отзовись!

Дренг молчал.

Квенбург покосилась на Блод.

— Вы его убили! — Она вскочила на ноги: — Ты, грязная рабыня, я прикончу тебя!

Она кинулась на Блод, но Рагна схватила Квенбург сзади за обе руки:

— Уймись!

Квенбург перестала вырываться:

— Она убила его! Ударила вон тем ведром! — Она ткнула пальцем в дубовое ведро, которое Блод все еще держала в руке.

— Я никого не била, — возразила рабыня и повесила ведро обратно на крючок за дверью. — Это твой папаша развлекался.

— Лгунья!

— Он лупил Мейрид лопатой.

— Она говорит правду, Квенбург, — подтвердила Рагна. — Твой отец бил Мейрид лопатой, а потом случился какой-то припадок. Он упал лицом вниз на очаг, и я вытащила его из огня. Но он уже был мертв.

Квенбург словно обмякла. Рагна перестала ее держать, и она в слезах резко опустилась на пол. «Вот, пожалуй, единственный человек, который оплачет Дренга», — сказала себе Рагна.

Несколько деревенских жителей втиснулись в дверь и теперь таращились на труп хозяина. Затем вошел Олдред, увидел тело на полу, перекрестился и вполголоса пробормотал короткую молитву.