Вечером во ржи: 60 лет спустя

Наверное, я бы мог ей рассказать, чего мне стоило сюда добраться, каким долгим был этот путь и через что мне пришлось пройти, но качать права неохота. Выходя из-под земляничины и шагая по немыслимо ровной аллее, стараюсь не раздражаться. Я – безмозглый сухой прутик, который течением уносит вниз по реке. Остановился на обочине, жду, только один раз сбегал за распределительный щит. Битый час дожидаюсь автобуса; вхожу и начинаю искать глазами Снежка, хотя умом понимаю, что это дикость. Он же был в другом автобусе. В другой жизни. Стыдно, конечно, но я испытываю только облегчение.

Его жизнь настолько отдалилась, что уже движется по собственным рельсам. География так обширна, что за всеми подробностями теперь не уследить, и не всегда ясно, что сулит новый поворот. Брошенные мной семена где-то остались и дали побеги, не требуя ухода, но сад нынче так разросся, что в нем уже ничего не найти. Пытаюсь отыскать нужные кнопки, установить очередность поворота ключей, чтобы в тот миг, когда солнце заиграет на шестой колонне, земля содрогнулась и разверзлась стена.

Им необходимо воссоединиться, иначе он потеряет свою целостность. Все вещи взаимосвязаны, и ему, прежде чем идти дальше, нужно залатать эту прореху. Нельзя ему мешать. Постараюсь не подвести.

Возвращаюсь на автовокзал в пятом часу. В голове какая-то пустота – думаю, оттого, что я в эти дни постоянно куда-то мчался. Но все равно сидеть не хочется; нарезаю круги вокруг вокзала, чтобы выветрился туман, окутавший меня изнутри. А в глубине души есть желание ничего не делать – просто завалиться на мягкие белые простыни и уплыть вместе с запахом стирального порошка.

Лечь и обо всем забыть. Если надумаю вернуться, сперва, конечно, начнется легкий хай, но со временем все устаканится. Такое ощущение, будто я всю жизнь куда-то бегу, а теперь устал. Видимо, Дэниелу еще не сообщили, а Фиби, надо думать, все равно.

А ведь я реально устал – до такой степени, что уже готов лечь на пол и уснуть прямо в здании автовокзала. Машинально вытягиваю руку, хватаюсь за первый попавшийся выступ, и тут на меня рушится эта треклятая стена.

Открываю глаза и вижу: вокруг толпятся люди. Какой-то человек стоит на коленях рядом со мной, приложив ухо мне к груди. Думаю, это водитель автобуса, потому что мне видна только форменная фуражка. Рубашка у меня расстегнута, кто-то обмахивает мне лицо журналом. Когда мне удается сфокусировать зрение, поднимаю голову, и толпа вмиг рассеивается. Шофер выпрямляется, и я вижу, что мое тело, от живота до кончиков ног, укрыто журналами. Я еще подумал: придет же такое в голову – человека журналами укрывать, но тут мне на глаза попадается перевернутый журнальный стенд. Приподнимаюсь на локте.

Как вы? – спрашивает водитель.

Пытаюсь определить, нет ли у меня переломов или ушибов, – нет, все в порядке.

Я, говорю, только что перенес операцию – а журналы сыплются с меня на пол. Новый кардиостимулятор. Вероятно, плохо отрегулировали.

Водитель таращится мне на грудь, но мои пальцы уже застегивают пуговицы.

Собственно, добавляю, я как раз туда и еду: кардиостимулятор настраивать.

Водитель помогает мне встать, и я готовлюсь, что сейчас меня пронзит боль, но ничуть не бывало. Какая-то девушка собирает журналы, один за другим, и расставляет на стенде.

Будто сомневаясь, что я могу стоять на ногах, водитель поддерживает меня под руку и говорит:

Если кардиостимулятор барахлит, вам двигаться вредно.

Зачем я соврал – понятия не имею. Вот так всю жизнь. Вру почем зря, как начну – не могу остановиться.

Меня, говорю, будут встречать.

Он провожает меня на посадку, о чем-то переговаривается с нашим водителем, и тот впускает меня в автобус без очереди, тогда я благодарю своего провожатого и смотрю, как он бочком спускается по ступенькам, разворачивая широченные плечи, которые не пролезают в дверь. Автобус быстро заполняют пассажиры; бесчисленные сумки и коробки отправляются на багажные полки. Вначале у меня слегка дрожат колени, но когда мы выруливаем на автостраду, все приходит в норму.

Я даже не задумываюсь, в каком направлении меня везут; надеюсь, обратно в Нью-Йорк, но, сидя с правой стороны по ходу движения, издали замечаю вывеску. «Земляничный холм». Не иначе как мой провожатый на посадке перепутал билеты.