Вечная зима (СИ)

Глава Воино, Инга, и верные ей мужи бежали на восток. Протяжный вой заставлял перепуганную женщину поторапливать своих подопечных. Дочь Инги, Катрин, была на руках Эгиля и тихонько хныкала, глядя в сторону гибнущего селения. И вновь завыли волколаки. Эгиль велел девочке заткнуть уши руками. К самой полуночи Инга выбилась из сил и велела сделать привал. Человеческие вопли разогнали лесную тишь. Убывающее эхо ожесточенного сражения закралось в душу Инги и призвало её к ответу. “Мы бежали весь вечер и ушли не так далеко от селения”, - с досадой подумала Инга, опасаясь, что звери могут нагнать их. “Не обращайте внимания на звуки погибающего селения, милая Инга! Вы не обязаны защищать их. Они сделали свой выбор в пользу клочка земли, но не в пользу собственной жизни. Не вините себя!” — говорил ей Улик, но Инга не желала слушать утешительных речей. “Все вы — жалкие прихвостни, — думала она. — Жители Воино встали на защиту селения не ради земли, а ради будущего своих детей. Они погибли героями, и я буду хранить смерть их в своей душе”. Прижав к себе Катрин, она жестко корила себя за подлый побег, а совесть все более тяжким грузом ложилась на её сердце. Время упущено и возвращаться уж не было смысла. Стоит Инге повернуть назад, как жизнь её оборвется. «Верные» мужи не будут уговаривать её, да отправятся дальше, оставив главу родного селения далеко позади, на съедение зверю. И немудрено, поскольку не стыдились они своего побега. Лица их источали страх, но лишь страх перед мучительной погибелью. Они не боялись осуждения, если оно не принесет им погибель. Долго рассуждала Инга о совести и преданности своих воинов, пока не решила, что явно не ей следует судить их.

Воины протаптывали дорогу вперед, не позволяя Инге потонуть в снегах, отчего в голове её закралась мысль, оправдывающая их предательство. «Может они и грубо обошлись со своими друзьями, — размышляла она, — но сейчас они не дают мне погибнуть». Однако эти нелепые мысли блекли на фоне общей трагедии. Чудовищный рев со стороны Воино заставил всех вздрогнуть. Фроуд подхватил Ингу на руки, Эгиль подхватил её дочь, и двинулись они вдвое быстрее.

К утру группа добралась до Ожска, где царила невнятная суматоха. Их встретили со всеми почестями и принялись расспрашивать о произошедшей бойне. Инга рассказала вымышленную историю, в которой все защитники пали, а ей, дочери и оставшимся мужам чудом удалось выжить. Она советовала Предрагу, главе Ожска, приготовиться к обороне, а сама продумывала дальнейшее бегство на восток, к селению Мстиславец, расположенного в Солнечных землях. «Мужи практически уничтожили стаю, — лгала она. — Если волколаки и нападут, то осталось их совсем немного — трое или четверо». Эти слова воодушевили народ. Многие с облегчением вздохнули. Инга велела своим мужам отдохнуть в избе, избегая разговоров с местными.

— С наступлением сумерек тронемся дальше, — озвучила Инга, вернувшись к своим воинам. Завидев мать, Катрин бросилась к ней в объятия.

— Дорога наша займет не одну неделю, — сказал Фроуд. — Доберемся ли мы?

— Доберемся, — уверенно молвил Эгиль. — Ожск наверняка падет в ближайшие пару дней. Не стоит нам здесь засиживаться.

— Хватит говорить об этом! — вскричал Ирвин, обнажив слезы. — Эгоисты! Почему ваша совесть до сих пор молчит, а моя воет и воет, не давая покоя?!

— Так и оставался бы в Воино, — сурово ответил Эгиль. — Страх смерти давно уж истребил мою совесть, — затем он перевел взгляд на Ингу, — но не преданность. Если дорогая Инга решила бежать на восток, то так тому и быть.

— Значит страх погибели и преданность милой Инге все ещё находятся в борьбе? — поинтересовался Фроуд.

— Не смей сомневаться в моей преданности, отродье! — ненавистно вымолвил Эгиль. — Ты и вовсе оставил собственную мать на погибель.

— Ей всяко грозила мучительная смерть от болезни. Оставив её там, я проявил милосердие.

— Прекратите говорить об этом! — взмолился Ирвин. — Прошу вас!

— Не ной, — вымолвил Эгиль и дал Ирвину пощечину.

— Мы все виноваты в содеянном, — взяла слово Инга, — но таково наше человеческое нутро.

— Это не оправдание, — пролепетал Ирвин, придерживая покрасневшую щеку. — Долго же нам придется замаливать грехи перед теми, кого мы бросили на смерть.

— Я не стыжусь своего поступка, — гордо произнес Эгиль. — Они сами решили свою судьбу, а я решил свою. Вот и все.