Вечная зима (СИ)

На горной вершине росло великое дерево. Феникс мирно сидел на одной из ветвей, и любопытно разглядывал своего гостя. Его пышные крылья были накалены, как при ковке железа, и, казалось, вот-вот воспылают ослепительным пламенем. Птицу окружал ореол нестерпимого жара. Ингварр подошел ближе, и шерсть на руке его вспыхнула, а лицо покрылось ожогами. Феникс вспорхнул и уселся на ветке повыше, дабы совсем не спалить глупца. А Ингварра по-прежнему тянуло к нему, к его теплому свету. Сердце мужа пребывало в покое, вся его ненависть унялась. Ингварр ощутил освобождение от своего земного бремени. Он был полон готовности сгореть в этом огне. Его слезы испарялись, успевая лишь выкатиться из глаз. Ещё никогда Ингварр не ощущал такой тяги к свету. И тут феникс поднял крылья. Жгучая вспышка вырвалась из груди его и отбросила Ингварра. Перья взлетели ввысь и, томно вращаясь, потянулись к земле. Пламя сокрыло птицу и тотчас же погасло, оставив после себя лишь черное пятно на древесном стволе и кучку пепла. Ингварр уложил золотые перья в сумку. Слабый проблеск света, исходящий из гнезда, все ещё удерживал тьму от полного господства в небе. Моментом позже из гнезда донесся тонкие птичьи возгласы. Мысль о взятии птенца мелькнула у него в голове. “Раз уж эта птица призвана разгонять тьму в этих краях, — рассудил он, — то я не имею права брать её”.

Несколько дней блуждал Ингварр по лесу, пока не вернулся к реке. Но тьма затянула небо и простиралась далеко на восток. Она верно подступала к лесу Изобилия, но у самого его края свет дня рвал её в клочья, отстаивая свою территорию. Учуяв дым, Ингварр бегом поспешил к селению. Клубки дыма неспешно вились кверху где-то за горизонтом, и разум Ингварра одолели несчастные мысли. Небо постепенно меркло. Выбравшись к околице, запыхавшийся муж застал лишь свежее пепелище. Огонь добивал остатки селения. Кругом лежали истерзанные тела невинно убиенных. Выживших не было. Судя по кирасе одного из погибших, именно воины Кощея разграбили это место. Дождь яростно вдарил по земле, словно горевал по погибшим. И горесть его разбавляла лютая ненависть к нападавшим. Молния сверкнула за тучами и раздался оглушительный гром. Ингварр вышел к колоннам, где неделей ранее он повстречал мудреца. Старец лежал у основания колонны, истекая кровью.

— Ты немного припозднился, — слабеющим голосом молвил он, придерживая рану на животе. — Ты добыл лосося?

— Добыл, — сказал Ингварр и показал рыбу.

— Она твоя, — произнес мудрец, и руки его скользнули по окровавленной тунике, — а рог единорога ты отыщешь вон в том доме.

— Нет! — вскричал Ингварр, прижимая свою ладонь к ране старика. — Твой путь ещё не окончен! Вкуси мясо рыбы, и мудрость его подскажет выход из ситуации.

— Мои знания позволяют мне противиться смерти. Но стоит ли так истязать себя в борьбе, если дальнейшая жизнь принесет ещё большие страдания? Черные воины обязательно вернуться и покорят земли Оттепели, а затем двинутся к Летнему краю. Не хочу я дожить до этого времени.

— Вся жизнь человеческая состоит из нескончаемых страданий и борьбы, а награда наша есть кратковременный мир и спокойствие.

— Стоит ли бороться ради такой малой награды?

— Иначе весь наш мир был бы уже мертв.

— Мудро, — улыбнулся старик. — Но мудрость эта уже не убедит меня остаться среди живых. Ты гораздо сильнее меня, странник. Вкуси же мудрость веков и побори свое звериное сердце.

Ингварр достал рыбу и положил на колени мудреца.

— Ладно уж, — произнес старик. — Быть посему. Поступок твой не свойственен зверю, и это похвально. Здесь мой путь завершается. Прощай, странник.

Так и помер мудрый старец. Ингварр отыскал рог единорога, а также прихватил с собой травы и записи старика, после чего отправился обратно, в родные северные дали. Как только он пересек снежный хребет, сердце его подчинилось зову волколаков. Разум Ингварра мутнел с каждым днем, а шерсть на руке его поползла дальше. Со дня на день он мог обратиться в зверя, и все его усилия пойдут прахом. Даже сон страшил его, ибо боялся он не проснуться. Мысль об Софии и Януше питала его измученный дух. Усталость сразила Ингварра на шестой день. Добравшись до заброшенного селения, он заночевал в одном из непогребенных под снегом жилищ. Его глубокий сон был нарушен тончайшим скрипом половиц. Ингварр принюхался. Его слух уловил кроткую возню в погребе. Подняв ковры, он открыл дверь и узрел несколько изможденных детских лиц, впалые очи которых сияли страхом. Тела некоторых были изранены когтями. Из тьмы показался старик и, занеся над Ингварром меч, вскричал:

— Сгинь, зверь! — но слабость мгновенно одолела его, и оружие выпало из рук.

— Пускай я и напоминаю зверя, но человеческий разум все ещё властвует над телом, — сказал Ингварр. — Когда волколаки напали на селение?

— Неделю назад, — вымолвила женщина, на лице которой зияла большая царапина. — Они перебили всех мужей, а мы успели спрятаться здесь.

— Как же они вас не учуяли?

— Снежная буря сбила их нюх, — отозвался старик.

— А вы из какого селения? — спросил мальчик, придерживая перебинтованную руку.