Гармунд чудом пережил морозную ночь. Разжалобилась тогда старушка Агафья и дала ему горячего травяного отвара, за что была разом осуждена прочими жителями Хатуни. Лица подоспевших мужей отражали сожаление за излишне проявленную жестокость, но уста не выразили его словами. Они накинули на Гармунда меха и потащили к селению Воротынск. Истощенный воин крепости едва шевелил ногами. Под вечер он окончательно лишился сил и свалился в сугроб. Мужи грубо уложили его бессознательное тело у костра, а сами уселись вокруг и погрузились в обсуждения о Гармунде и его поступках. Один из них предложил оставить Гармунда в заложниках, дабы обезопасить оставшиеся селения от рук Белых доспехов. Многие отвергли предложение, сказав, что воины крепости не побрезгуют принести своего соратника в жертву, ради своей цели. Разговоры продолжались до самой полуночи. Мужи сошлись во мнении: Гармунда стоило обменять на плененного ребенка из Воротынска и вернуться в Хатунь. Ранним утром они продолжили путь. Гармунд плелся позади всех, по протоптанной дорожке. Он то и дело спотыкался на ровном месте. Мороз сгубил его горло, обратив голос в хрип. Ведущий муж резко остановился и велел своим людям прислушаться. Беспечную тишь огласил роковой звук, похожий на хлесткий взмах плетью. Стрела пробила голову ведущего мужа. Ещё две сразили второго мужа. Оставшиеся четверо припали к снегу. Стенли и Джозеф показались из-за деревьев, держа перед собой связанного мальчишку. Они велели лучникам прекратить стрельбу. «Мы готовы начать обмен пленниками», — молвил Стенли. Наивные мужи Хатуни поднялись на ноги и тотчас же были сражены подлыми стрелами. Джозеф подошел к Гармунду, ударил его в лицо и обвинил в предательстве своей властительницы, своих воинов и народа крепости. Гармунд прохрипел что-то невнятное. Джозеф осторожно подхватил его под руку. Стенли закрыл мальчику рот и перерезал ему глотку. Довольные поимкой предателя воины отправились обратно в крепость. Когда ворота отворились, воины надели на голову Гармунда шлем и пихнули вперед, приказав ему следовать ко дворцу главной дорогой. Переминаясь с ноги на ногу, пленник поплелся по улице. Местные бранили его, плевались, швыряли в него камни, добавляя синяков уже изувеченному телу. Дети пинали его, старики били тростью. Гармунд терпел, тихонько напевая последнюю песню рыжей девы. Он жалел, что так и не узнал её имени. Когда процессия добралась до дворца, белые доспехи разогнали жителей крепости и, подхватив Гармунда под руки, потащили вверх по лестнице. Кровавые шлейф от избитых коленей тянулся за пленником. Ворота отворились. Джозеф перемотал открытые раны Гармунда, дабы его скверная кровь не запятнала чертоги дворца. Предателя ввели в тронный зал и бросили к ногам Сандры. Катрин стояла позади неё, пугливо глядя на едва живого Гармунда. Сандра велела своим воинам остаться снаружи. Те поклонились и исполнили волю властительницы. Сандра сняла с предателя шлем и положила рядом. Гармунд не поднимал головы.
— Я много размышляла о том, какой из походов сулит тебе смерть, — начала дева, расхаживая вокруг него, — но никогда не думала, что один из них подтолкнет тебя к предательству. А предательство страшнее смерти. Как же тебя не терзают муки содеянного?
— Потому что я не жалею о нем, — прохрипел Гармунд.
— Варвары совратили тебя. Как же они умудрились?
— Голос рыжей девы утянул меня за собой, в варварское селение. И я был рад очутиться там, жить там, и помогать его жителям.
— Ложные мысли поработили твою душу, — молвила Сандра, склонившись над Гармундом. — Я исцелю её.
— Предатели достойны лишь казни.
— Это и впрямь так, — продолжала она, — но ты по-прежнему предан мне. Я ощущаю это.
— Ваши ощущения обманчивы.
— Не смей перечить мне! — вскричала Сандра, что стражники вбежали в зал, обнажив мечи. Властительница прогнала их.
— Воины не примут вашего решения, — говорил Гармунд, — и власть ваша пошатнется. Готовы ли вы на такие жертвы?
— Доверься мне, — мягко вымолвила она, коснувшись его щеки. — Доверься своей госпоже.
— Не смею боле перечить вам.
— Тогда ступай в ту дверь, — указала Сандра. — С этого момента ты состоишь в моем гареме.