Отдав должное грандиозным и разнообразным произведениям древнеегипетских рисовальщиков, скульпторов и художников, воспевавших «со времен бога» мощь божеств и божественную природу фараона и создавших произведения искусства, которые должны были избавить и сильных мира сего, и ничтожнейших из египтян от страха перед смертью, мы можем задаться вопросом о том, существовало ли в Египте независимое искусство, направленное лишь на то, чтобы доставлять удовольствие и вызывать определенные эмоции. Ответ будет заключаться в том, что, если разумно подойти к выбору изображений из тех, что встречаются в гробницах и даже храмах, построенных во все периоды египетской истории, можно составить некую антологию, в которой будут не боги или умершие вельможи и люди с подношениями, а самые яркие очаровательные сцены повседневной жизни. Несмотря на плохую степень сохранности, каменный пол дворца Эхнатона является свидетельством того, что искусство подобного рода существовало в Египте. Действительно, на стенах фиванских гробниц встречаются изображения озер, окруженных деревьями и овеваемых прохладным северным ветром, но нигде любовь к природе не проявилась так непринужденно, как во дворце Эхнатона. Одна из его стен была украшена росписью, фрагмент которой хранится в музее Эш-мола. У ног своих родителей на подушках лежат две обнаженные девушки, исполненные невинной отреченности, каждая из которых напоминает одну из царевен с шедевра Клуэ из Лувра. Большинство искусствоведов сходится во мнении о том, что эта естественность была обусловлена новыми идеями, распространявшимися в тот период при дворе, и что от нее отказались тогда же, когда и от самих этих представлений. Я склоняюсь к менее категоричной точке зрения. Вполне вероятно, что во все периоды египетской истории дворцы и дома украшали росписями художники, единственная задача которых заключалась в том, чтобы, взглянув на их произведения, обитатели этих зданий ощутили радость. Даже возможно, что именно мастера, этот вид искусства, о котором мы знаем очень мало, стал источником сюжетов, позволивших сделать гробницы менее мрачными. Об этом свидетельствует убранство гробницы в Бени-Хасане, на одной из стен которой изображен художник, рисующий на мольберте некое произведение, очевидно предназначавшееся для украшения частного дома. Многочисленными свидетельствами существования этого независимого искусства являются фрагменты папируса с иллюстрациями, технику выполнения которых можно назвать прекрасной, а руку художника – уверенной. Они представляют собой карикатуры на ключевые сочинения, посвященные как событиям мирного времени, так и военным кампаниям и покрывавшие стены храмов. На одном из этих рисунков изображен публичный дом, где дамы легкого поведения занимаются своим ремеслом. Складывается впечатление, будто некто стремился высмеять писцов с их морализаторством. На другой иллюстрации мы видим животных, дающих концерт. Некоторым из этих зарисовок можно дать названия, которые будут похожи на те, что носят басни. Задолго до Лафонтена писцы придумывали диалоги между волками и овцами, но при взгляде на эти произведения возникают ассоциации не с баснями, а скорее с рисунками Гюстава Доре.
Рис. 56. Сцена из жизни в женской половине дома, не являющаяся, как и многие изображения на остраконах, одним из традиционных сюжетов, характерных для убранства храмов и гробниц. Остракон из Дейр-эль-Медины
К собранию юмористических папирусов можно добавить еще более обширную коллекцию остраконов, найденных там, где рисовальщики учились и занимались своим ремеслом, в первую очередь в Дейр-эль-Медине. Прежде чем позволить ученикам рисовать на бесценном папирусе (и, возможно, испортить его), им давали кусочки известняка, на которых они могли рисовать все что угодно по памяти или с натуры. Так как качество этих работ сильно разнится, можно предположить, что уже состоявшиеся художники также использовали этот недорогой материал, чтобы сделать набросок или в свободное время отдохнуть от жестких правил, с выполнением которых была сопряжена профессия художника.
Рис. 57. Лежащий конь. Изображения лошадей встречаются в сценах сражений и отдыха. Однако этот эскиз настолько правдоподобен, что создается впечатление, будто художник делал его с натуры. Остракон из Дейр-эль-Медины