Вечный странник, или Падение Константинополя

И шейх дважды отдал ей честь, поднеся правую ладонь сперва к бороде, а потом ко лбу.

— Слушай далее, о княжна, — продолжал он, и голос его сделался теплее. — Магомет предан наукам. Во время походов, по ночам, после того как выставлены караулы, он приглашает в свой шатер сказителей, поэтов, философов, законников, проповедников, знатоков иноземных наречий, а в особенности изобретателей разных машин, людей особого рода, для которых, как считается, мечты — такая же повседневная пища, как для других — хлеб; все они находят у него теплый прием. Его городской дворец — место просвещения, там читают книги и лекции, ведут ученые разговоры. Причина, по которой отец попросил его освободить трон, в том и заключалась, что он все еще не завершил курс наук. Поскольку предки его были стихотворцами, поэзия — предмет его особой любви, и, если он не способен соперничать с ними в этом изысканном искусстве, он превосходит их общим числом своих достижений. Арабы, иудеи, греки и латиняне, обратившись к нему, получают ответ на своих родных языках. Известен ли тебе, о княжна, хоть один ученый муж, на которого размышления и науки не оказали размягчающего влияния? Смирить варвара способно не столько само знание, сколько отвлечение мыслей от варварского образа жизни, которое неизбежно случится, если он займется науками.

Она прервала его, вежливо уточнив:

— Я понимаю, шейх, что если быть отданным на милость врага — горе, то оказаться другом художника — большая удача. А где принц принимает своих учителей?

Улыбка все еще не покинула глаз шейха, когда он ответил:

— Пески моей страны досуха выпивают влагу из облаков, почти не оставляя нам источников, кроме источников знаний. Ученые арабы из Кордовы, почитание которых мавританские калифы считали для себя честью, не вызывают презрения и у римских епископов. Подбирая педагогов для Магомета, Мурад пригласил лучших из них ко своему двору. Ах, если бы и мне выпала та же участь!

Заметив, что сожаление его достигло цели, он продолжил:

— Расскажу про некоторые из книг, которые мне довелось видеть у принца на столе, ибо, как доверенный друг, я бывал в его кабинете. Собственно, если бы не боязнь выказать себя хвастуном, о княжна, я бы еще раньше открыл тебе, что он оказал мне честь сделать меня одним из своих учителей.

— В поэзии и искусстве рассказчика, полагаю.

— А почему нет? — спросил сказитель. — Именно в таких формах сохраняется и изучается наша история. Если кто-то из наших героев сам не наделен поэтическим даром, он приглашает к себе поэта. У принца на столе, на самом видном месте, лежат особо дорогие ему предметы, источники, к которым он обращается особенно часто, когда ему нужно подобрать слова и удачные обороты речи, а также пышные сравнения для использования как устно, так и на письме, — зеркала Всемилостивейшего, гулкие галереи, в которых глас Благословенного не смолкает никогда: это Коран с выполненными золотом рисунками и Библия, частично скопированная со свитков Торы, каковые ежедневно используются в синагогах.

— Библия на еврейском языке! И он ее читает?

— Не хуже еврейского мудреца.

— А Евангелия?

На лице шейха отразился укор.

— Неужели и ты — даже ты, о княжна, — принадлежишь к тем, кто верит, что любой мусульманин считает своей обязанностью отрицать Христа потому, что следом за ним пришел со своим учением Пророк ислама?

Он продолжал с умноженным пылом:

— Коран не отрицает Христа и его Евангелий. Послушай, что в нем сказано: «Этот Коран не может быть сочинением кого-либо, кроме Аллаха. Он является подтверждением того, что было до него, и разъяснением Писания от Господа миров, в котором нет сомнения». Этот стих, о княжна, переписанный лично принцем Магометом от руки, лежит между Библией и Кораном, а они, как я уже сказал, постоянно присутствуют на его столе.

— Какова же его вера? — спросила княжна с нескрываемым интересом.

— Будь он здесь самолично, он бы ее провозгласил.

Слова прозвучали безутешно, после чего шейх горячо продолжал:

— Я скажу всю правду о сыне Мурада! Слушай! Он верует в Бога. Он верует в Писание и в Коран, считая их двумя отдельными крылами Божественной Истины, с помощью которой мир может достичь праведности. Он верует в существование трех пророков, получивших от Бога особое откровение: Моисея, первого среди них, Иисуса, который величием превзошел Моисея, и Магомета, величайшего их всех, не только потому, что он красноречивее прочих возглашал духовные истины, но и потому, что стал последним в их ряду. А превыше всего, о княжна, он верует в то, что нам надлежит молиться Всевышнему, а потому произносит молитву ислама: Аллах есть Бог наш, а Магомет — пророк его, — имея при этом в виду, что не должно смешивать Пророка и Бога.

Шейх поднял свои темные глаза, но, встретившись взглядом с княжной, перевел их на воды бухты. Единственное, что он смог прочитать у нее на лице, — что пока не вызвал у нее неудовольствия; сияние ее молодых глаз слегка затмилось сосредоточенностью мысли. Он дождался, когда она сама заговорит.

— А лежат ли на столе у принца другие книги? — осведомилась она.