Вечный странник, или Падение Константинополя

— Я передаю видение точно в том виде, в каком мне передал его принц, о княжна. А сам он вопросил: есть ли другое место, где земной простор так же изобиловал бы божественными чертами, как на Босфоре? Где небеса мягче склоняются над дружественным проливом, сотворенным Природой для благороднейших целей? Где моря проявляют такую покорность и послушание? Иль не цветет здесь роза круглый год? Там — Восток, здесь — Запад, — неужто им навеки суждено оставаться враждующими чужаками? Он заявляет, что столица его будет местом дружеских встреч старшего брата с младшим. В ее стенах — а он повелит отстроить их крепкими, точно подножие горы, с неприступными медными воротами и башнями, что заслонят тучи у горизонта, — он без всяческой корысти соберет вместе все доброе и прекрасное, памятуя, что лучший слуга Аллаха — тот, кто служит другим людям.

— Всем людям, шейх?

— Всем без исключения.

Она бросила взгляд на простор бухты и очень тихо произнесла:

— Это радует, ибо «И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете?».

Шейх с улыбкой отвечал:

— А вот что сказал последний из пророков, о княжна: «Отвергни зло ради того, что лучше, и тогда тот, с кем ты враждуешь, станет для тебя словно близкий любящий родственник».

Она отвечала:

— Достойный отклик.

— Могу я продолжить?

— Да.

— Я говорил про третье видение… Дабы столица его стала центром всего мира, принц намерен создать там гавань, куда смогут входить и вставать на якорь, засушив весла и свернув паруса, суда всех стран одновременно; рядом с ней будет возведен для торговли базар с мраморными рядами и стеклянной кровлей, достаточно просторный, чтобы и самому именоваться городом; в центре его будет построен духан, пристанище для купцов и путников, у которых нет иного жилья. Подобно Абд ар-Рахману, он отведет обширный участок земли для строительства университета: будут там и храмы, и рощи, и для каждой науки будет свой преподаватель, причем из самых знаменитых; там станут жить в священном союзе, подобном воинскому, корифеи Музыки и Поэзии, Философии, Естественных Наук и Искусств, а также сторукой Механики. А если войдет в этот город человек верующий, задан ему будет единственный вопрос: веруешь ли ты в Бога? Если он ответит да, примут его с великим радушием. Ибо не все ли равно, спрашивает мой повелитель, каким именем называть Бога? В какой форме ему поклоняться? Стоя или преклонив колени? Важно ли, как скликать на молитву, голосом или звоном колокола? Разве Вера не есть всё?

Эта картина воодушевила княжну. Лицо ее сияло, и она произнесла — почти про себя, но так, что шейх услышал:

— Какое прекрасное видение.

Тогда шейх понизил голос:

— Если среди подобных планов, в которых нет места расам и религиям, — вслушайся вновь, о княжна! — если среди подобных планов повелитель мой Магомет позволит себе одну своекорыстную мечту, станешь ли ты порицать его за это?

— Какова его своекорыстная мечта? — поинтересовалась княжна.

— Он любит повторять, княжна: «Свет дарует жизнь миру, любовь же дарует свет жизни». Слышала ли ты о том, как Осман завоевал любовь и руку своей Мал-хатун?

— Нет.

— То турецкое сказание о любви. Магомет еще мальчиком услышал его от матери, и с тех пор его не оставляет одна мечта, которая в его жизненных планах подобна высокому окну на восточном фасаде дворца, а именно — основному источнику благодатного света. Мысль эта захватывает его с особой силой во дни полнолуния, и тогда он вскакивает в седло и, подобно Осману, уносится в какое-нибудь уединенное место, а там, обратив воображение свое в виночерпие, доводит себя воображаемым вином до счастливого оцепенения.

Шейх подался вперед, поймал взгляд княжны и удерживал, не упуская ни одной смены выражения.