Иногда впервые увидишь человека, а такое впечатление, что знаешь его давно. Именно таким мне и показался Гейзерих. Во время нашего общения я натужно пытался вспомнить, где и когда встречался с ним? Несколько раз появлялось предчувствие, что еще чуть-чуть, самую малость, и все станет ясно, но память опять запутывалась в чехарде человеческих лиц, всплывающих из довольно продолжительного прошлого. Разок у меня появилась мысль, что видел его в фильме, название которого забыл. Может быть, так происходило из-за того, что принимал меня Гейзерих в своем кабинете — как догадываюсь, самой маленькой, невзрачной и слабо освещенной комнате огромного дворца, построенного римскими наместниками, знающими толк в показной роскоши. Не удивлюсь, если раньше в этой комнате была спальня рабов. Королю вандалов за пятьдесят, волосы на голове, подстриженные «под горшок», уже седые. У него округлое лицо с длинноватым носом, не типично германское, наверное, досталось от матери, которая, как мне рассказал Менно, была наложницей, скорее всего, захваченной во время набега, может быть, римлянкой или гречанкой. У Гейзериха длинное и плотно сбитое туловище, и, когда сидит, кажется рослым, но, опять же со слов моего бывшего заложника, король среднего роста по германским меркам и, к тому же, хромой, потому что в молодости сломал ногу, упав с лошади, из-за чего ходит, припадая на нее, и кажется еще ниже. Туника на нем белая льняная с единственным украшением — вышивкой красными нитками по округлому вороту и краям коротких рукавов. Ни привычной для знатных германцев золотой или серебряной гривны на шее, ни браслетов на руках, ни перстней на пальцах. Единственным предметом роскоши в комнате, если не считать висевшую на стене спату в ножнах из покрытого черным лаком дерева с золотыми оконечником и крепежными кольцами, был серебряный кубок с овальными барельефами в виде львиных морд и поднятой в вертикальное положение крышкой, по центру которой сидел лев с более светлой, захватанной, чем тело, головой. Рядом с ним на столе находились гладкостенный бронзовый кувшин литра на три и большое деревянное блюдо с финиками разных сортов, в которых я пока слабо разбираюсь, с одинаковым аппетитом ем все подряд.
— Ты не похож на римлянина, — после обмена приветствиями сделал вывод Гейзерих.
— Моя мать герулка, — соврал я, потому что слишком долго объяснять, кто такие русские.
Он показал на деревянный табурет, стоявший с моей стороны стола, предлагая сесть, а потом жестом приказал что-то рабу — худому низкорослому амазигу с довольно смуглой кожей и прилизанными, наверное, смазанными маслом или еще чем-то, волнистыми волосами, напоминающими черный каракуль — замершему у двери, за моей спиной. Будучи уверенным, что в этой комнате меня уж точно не казнят, иначе испачкают ее, я спокойно сел напротив короля вандалов. Тут же передо мной был поставлен рабом такой же серебряный кубок с уже поднятой крышкой, а затем и наполнен белым вином из кувшина. Гейзерих взял свой, сделал жест типа «За твое здоровье!» и изрядно приложился. Я повторил его жест и тоже неслабо отхлебнул, потому что в горле пересохло от жары и — чего греха таить! — страха. Черт его знает, что у этого вандала на уме, а пьяному легче и горе, и радость. К тому же, вино было отменное. На счет выпить Гейзерих не такой уж и аскет.
— Ты был у Атиллы командиром отряда? — задал вопрос король вандалов
— Да, — ответил я. — Командовал тысячей всадников в армии Эдекона. Половину составляли лучники, половину — вооруженные копьями и спатами. Во время больших сражений Эдекон забирал лучников, давал взамен копейщиков и ставил мой отряд на правом фланге.
Правый фланг считается атакующим, там располагают отборные подразделения, а левый — защищающимся, для стойких в обороне, хотя всякое может быть.
— Эдекон хороший командир? — поинтересовался Гейзерих.
— Лучший в гуннской армии, — ответил я. — Всеми важными победами Атилла обязан ему.
— И другие говорили мне, что не Атилла командовал гуннами во время сражений, — поделился он.
— Императору не обязательно заниматься этим самому. У него есть дела поважнее — управление всей империей, в том числе подбирать лучших исполнителей для каждой задачи. Атилла великолепно справлялся с этим, — рассказал я.
— Да, он заставил римлян бояться гуннов, — согласился король вандалов, после чего произнес: — Как понимаю, возвратиться к гуннам ты не можешь.
— И не хочу. У них началась междоусобица, в которой победителя не бывает. Только ослабят себя на радость врагам, — сказал я.
— Мне нужны опытные и надежные командиры, особенно старшие. Надо пополнить убыль. Если поступишь ко мне на службу, дам под командование тысячу всадников. Докажешь, что способен на большее, получишь больше. Заодно дам землю с крестьянами. У меня ее много. Будешь служить мне преданно, станешь очень богатым, — сделал он предложение настолько многословное, что, наверное, сам удивился и надолго замолк.