Гребцами были рабы, примерно половину которых составляли германцы и аланы. Менно хотел расковать их, но я настоял, что сделаем это по прибытию в Карфаген, где отпустим сразу всех. Еще до выхода в море я поставил вандалов в известность, что матросов и гребцов-рабов будем отпускать на волю. Мол, примета такая на удачу у моего народа.
Думал, что вандалы не захотят терять деньги за рабов, но Менно произнес радостно:
— Да с такой богатой добычей и без них обойдемся!
Представляю, какую добычу вандалы раньше захватывали, если нынешняя для них богатая.
— А что, в Карфагене спрос на мрамор? — на всякий случай поинтересовался я.
— Ещё и какой! — воскликнул Менно. — Особенно на белый римский. Наши богачи любят украшать им свои дома. А тут смотри, какие красивые штуки! За них нам много отвалят!
Раз он так считает, не буду разубеждать. Если обо мне пойдет молва, как об удачливом навклире, не будет проблем с набором экипажа. Не все матросы, нанятые в Фессалониках, согласились стать морскими разбойниками. Два ушли сразу после того, как я сообщил, чем собираюсь заняться и сколько получит каждый матрос, а третий на следующее утро, перед самым выходом в море. Видимо, в нем жадность всю ночь боролась со страхом и все-таки проиграла. Не стал их задерживать, хотя догадывался, что разболтают обо мне всюду, и при возвращении в Константинополь у меня могут быть проблемы, если захвачу хотя бы одно восточно-римское судно. Я еще тешил себя надеждой, что когда-нибудь вернусь в свое имение в Малой Азии и поживу там тихо и спокойно.
Обратный путь занял чуть больше времени, потому что пришлось идти против ветра. Дважды ночевали в открытом море, взяв бирему на бакштов. Для нынешних мореманов мероприятие это было жуткое. Кроме боязни шторма, ходили еще и байки о морских чудищах, которые по ночам поднимаются из пучины и пожирают тех, кто в галерах, а до тех, кто на «круглых» судах, добраться не могут, потому что надводный борт высокий. Из-за этого ночью на биреме оставался, кроме гребцов, только наряд из трех вандалов, в который отбирались по жребию. Бог должен был указать на неудачников.
57
На счет высокого спроса на белый мрамор Менно не соврал. Более того, весь груз оптом у нас купил сам Гейзерих. Как мне рассказали, он человек неприхотливый, к роскоши безразличен, если не считать алчную любовь к золоту, но сейчас, не скупясь, строит арианский храм в Бирсе, который должен стать самым большим и красивым в Карфагенеи во всем его королевстве. Таможенный чиновник, прибывший, чтобы оценить приз и удержать десятину в пользу правителя, как только увидел груз, сразу приказал не продавать его, пока не доложит Гейзериху и не вернется. Решил выслужиться — и свершилось. Вернулся таможенник через пару часов вместе с архитектором, строившим храм. Это был египтянин, причем настолько важный, что казался карикатурой на индюка. Тщательно осмотрев груз, архитектор заявил, что сгодится все. Видимо, девице с кувшином тоже найдется местечко в храме. Египтянин уехал докладывать королю, а таможенник остался присматривать за грузом, чтобы мы, не дай бог, не продали что-нибудь местному купцу, который дожидался в лодке у борта судна окончания переговоров, надеясь, что они не сложатся.
Вместо архитектора приехал алан, довольно рослый и прямоногий для кочевника. Одет он был в зеленую шапку с узкими полями, алую льняную тунику и коричневые широкие штаны чуть ниже коленей. На ногах золотистые полусапожки с разноцветной бахромой, свисающей от верха голенищ почти до земли. Туника была подпоясана голубым кушаком шириной в ладонь, за который слева был воткнут кинжал с рукояткой из слоновой кости и в ножнах из черного дерева, скрепленного золотыми скобами. На шее золотая гривна, концы которой выполнены в виде волчьих морд, причем такая массивная, что напоминала хомут. На левой руке браслет из прямоугольных пластин разноцветной глазури в серебряной оправе, на правой — из нефритовых пластин в золотой оправе. На трех средних пальцах каждой руки было по золотому перстню с камнями разного цвета. Радуга, увидев алана, удавилась бы от зависти.
— Я Кордар, казначей Гейзериха, — первым делом представился он. — Мне приказано купить у тебя весь мрамор. Я дам за него пятьдесят золотых монет.
Купец, поджидавший в шлюпке у борта марсильяны, предложил за груз в пять раз больше, и явно не в ущерб себе. При этом Менно и другие вандалы, стоявшие неподалеку и слышавшие наш разговор, всем своим видом показывали, что, конечно, цена смешная, но раз для Гейзериха…
Поскольку король был не мой, произнес насмешливо:
— Ты, наверное, хотел сказать пятьсот?!
— Нет, именно пятьдесят! — изобразив возмущение, воскликнул Кордар. — Большего твои каменюки не стоят!
— А купцы предлагают за него пятьсот, — спокойно возразил я. — Если вычесть десятину, положенную правителю, то остается четыреста пятьдесят.
Алан сморщил узкий лоб, изображая процесс вычитания. Как я догадался, считает он плохо, если вообще умеет. То есть такой же королевский казначей, как и я.