Я не удержался и зашел посмотреть, чтобы сравнить с тем, что достанется потомкам. Пока что купол крыт позолоченными пластинами, которые потомки не увидят. Может быть, вандалы сдерут, а может, кто-нибудь более цивилизованный. Вход был с непривычной стороны — с севера. Храм расположен на цоколе, и к нему вела каменная лестница в семь ступеней. Начинался с портика из серых и красных гранитных колонн, которые выше, чем у афинского Парфенона. Внутри было пусто и прохладно, июньская жара совсем не чувствовалась. Купол находился на высоте метров шестьдесят. Даже меня, повидавшего небоскребы, поразил размер. В центре купола было отверстие, через которое попадал свет, правда, освещал только небольшую верхнюю часть храма. Было хорошо видно, что купол покрашен изнутри в цвет неба, на котором желтели непропорционально большие, золотые звезды. Глядя на них, у меня появилось стремненькое чувство: а вдруг эта громадина возьмет и как… упадет?! Поэтому перешел к делу — заглянул во все помещения, чтобы определить экономический потенциал данного заведения. В нем было много статуй самых разных богов, как римских, так и греческих, египетских, сирийских и черт знает чьих. Такое впечатление, что попал в музей истории религий.
Я присмотрел несколько небольших мраморных статуй на предмет экспроприации экспроприаторов, чтобы украсить свои дома, но решил заняться ими позже, если в трюмах марсильяны останется место. Уже собирался уходить, когда в высоко расположенной нише заметил большой светильник. Свет из дыры в куполе не попадал на него, поэтому я не сразу врубился, что это не обычная вещь. Сперва удивился размеру — метра полтора в высоту. Подошел ближе и увидел, что предмет позолочен. Затем посчитал количество стаканчиков для масла и фитиля, расположенных на одной линии на стволе и отходящих от него шести ветвях, по три с каждой стороны, которых оказалось семь штук, и врубился, что передо мной менора — светильник из иудейского храма, скорее всего, Иерусалимского. В то время, когда я отсутствовал, римляне захватили и разграбили, в том числе, и Иудею. Я насмотрелся на меноры в Израиле. Они там везде, начиная от государственного герба и монет в десять агор и заканчивая синагогами. Решил посмотреть эту поближе, потянул на себя — и чуть не свалился вместе с ней, потому что светильник, несмотря на изящный вид, оказался слишком тяжел, килограмм тридцать пять, не меньше, не удержал бы одной рукой. Такой удельный вес из доступных сейчас металлов только у золота. Я осторожно и с большим трудом стянул менору двумя руками, дважды чуть на уронив и не погнув, после чего взвалил на плечо и с частыми остановками на отдых, понес сразу на берег Тибра, к рабочей шлюпке, чтобы отправить на марсильяну первым же рейсом. Даже если переплавить ее и перечеканить золото в монеты получится семь-восемь тысяч солидов. Этого богатства мне хватит на всю оставшуюся жизнь. А у меня был и более интересный вариант.
72
Разграбление Рима продолжалось ровно две недели, со второго по шестнадцатое июня. Проходило методично и почти без эксцессов. Выгребли и отправили на корабли в Остию всё ценное. Посдирали даже позолоченные крыши с храмов, до которых смогли добраться. К счастью, Пантеон оказался им не по зубам, высоковат, и никто не помешал мне вывезти из него семь статуй греческих мастеров. Они были обложены соломой, обернуты в ковры, перевязаны и отправлены на марсильяну. У всех остальных статуй вандалы поотбивали носы, как у своих рабов. Не было ни привычных при грабеже пожаров, ни гор трупов на улицах. Убили всего несколько десятков особо жадных и ревнивых, в которых с запозданием вспыхнуло желание сопротивляться. Заодно изнасиловали всех, кто был достоин такой чести. С этим ничего не поделаешь, потому что женщины должнырожать от победителей, а не от слабаков, не способных защитить их. В общем, не сравнить с тем, что вытворяли сами римляне в захваченных городах. Как мне сказал старый римлянин, в доме которого я устроил базу своего отряда, сорок пять лет назад переживший предыдущий захват столицы империи готами, на этот раз всё было довольно прилично. По иронии судьбы в языки многих народов, благодаря необразованному французскому аббатишке, который в восемнадцатом веке сравнил отмороженных революционеров с благородными вандалами, войдет термин вандализм, а не, допустим, готизм, римлянизм или тот же якобинизм.