Вечорница. Часть 2

– Из леса я вышла, – продолжает тем временем бабка Тимофеиха, – Дай, думаю, присяду, передохну малость, аж задохлась вся, пока в горку-то тамошнюю взбиралась. Да ещё корзина с грибами руку оттягивает. Села я на пенёк, и вдруг вижу – за мной следом из леса она выходит. Белая Баба. Не к добру будь помянута. Высокая такая, выше меня, чай, на две головы будет. А я ведь тоже не маленькая. Платье на ней, что сорочка белая, долгополая, волосы платком подвязаны, тоже беленьким, вышла она из лесу и встала на тропке, что к нам в деревню-то ведёт. Меня, будто как, и не видит. А я молчу, вжалась вся в этот пень, стра-а-ашно. Она руку к глазам поднесла, поглядела на деревню нашу и вдруг как заплачет в голос. Ой, бабоньки, как она плакала, как плакала! Горько так, да навзрыд, словно по родному человеку убивалась. У меня самой слёзы из глаз полились и сердце замерло.

– А она завсегда так горько плачет, – поддакнула бабка Зинаида, – Мне ещё отец мой сказывал, он её видел. У реки только, он рыбачить пошёл, утро раннее было, туман, и на берегу, откуда ни возьмись, как из тумана, ровно, вышла вдруг Белая Баба. Встала на песочке, поглядела на деревню, глаза закрыла, и давай рыдать да причитать. А после исчезла, как в тумане том снова будто растворилась. Отец сильно тоже испужался. После него ещё трое из наших повстречались с Белой Бабой. А спустя неделю пожары лесные пришли, всю деревню нашу подчистую спалило. Люди заново отстраивались. Она не к добру приходит, предупреждает о беде.

– Кто знает, – отозвалась бабка Марья, – Может не предупреждает, а сама как раз и накликает беду-то?

– Кто-то и так думает, – проскрипела самая старая бабка нашей деревни, бабка Зоя, у чьего дома и собирались все старухи, чтобы той далёко не ходить, ей уж под сто лет было, – В ранешнее время ежели кто в доме заболеет, так над воротами косу вешали или кобылью голову зарывали под крыльцом, ну, это уж кто побогаче были, чтобы Белую Бабу отпугнуть.

– Поди она и есть Смертушка? – спросила бабка Фотинья.

– Нее, – ответила бабка Зоя, а мы все превратились в слух, боясь и дышать, – Не Смерть она. Предвестница, вот она кто такая. Не в ней горе-то. Она лишь предупреждает, чтоб готовились люди – горе идёт, несчастье како-то. Какая в ей вина? Сами мы виноватые в своих бедах, Бога забыли, живём не по совести. Теперь вот лишь бы ещё кому не показалась Белая Баба. Одному это ещё ладно. А вот если ещё кто её увидит, плохо тогда, бабоньки.

– Ох, мамочки мои, – запричитала бабка Тимофеиха, – Да я бы уж всё стерпела, всё вынесла, лишь бы не всему народу несчастье приключилося. Лишь бы снова войне не быть.

Все смолкли, задумались. И мы с Колькой тоже притихли. Про войну мы по рассказам знали. Не приведи Бог, чтобы воочию увидеть её проклятую. А оно, вишь как, так и приключилося в итоге. Вторая Мировая началась. Отцы наши на фронт ушли, мы с матерями в тылу остались, работали, как проклятые, не ели досыта – всё на фронт, всё бойцам нашим.

– Деда, – спросила Катюшка, – А что же, выходит, после бабушки Тимофеихи и ещё кто-то всё же встретился с Белой Бабой?

– Встречались, – вздохнул дед Семён, – Она в то время чуть не каждый день показываться стала, даже бывало одновременно в нескольких местах сразу. Дядька Игнат в амбаре собственном её увидал, она прямо из стены вышла, глаза закрыты, а сама плачет. Постояла так и растаяла. А в то же самое время соседка с криком во двор забегает – где Варвара, кричит? Варвара – это жена дядьки Игната была. Тот спрашивает – а что, мол, такое? Та дрожит вся, зубы стучат.

– Ой, – отвечает, – Страху сейчас натерпелась, в огороде работала, да Белую бабу повстречала.

– Она что же, ничего не говорила никогда? – спросила Катюшка, затаив дыхание, – Только плакала?

– Ага, – кивнул дед, – Бывало, что причитала она о чём-то по-своему, только до того монотонно да тихо, что и слов не разобрать было. Многие тогда в нашей деревне Белую Бабу видели. А когда отец с фронта пришёл, то как-то, выпивши, рассказал нам, что не только в наших краях это было, а по всей стране нашей русской видели эту Бабу. Да ведь и горе-то какое пришло на нашу землю, немудрено… Всё кровью залило…

– Деда, – спросила Катюшка, не глядя запихивая в банку огурцы, – А ты видел её?

– И я видел, – ответил дед Семён, – Довелось. Пошёл я раз на ферму. Мать отцу яичек сварила да помидор наклала, хлеба испекла, молока крынку. Иди, мол, снеси, пусть отец поест. А ферма от деревни поодаль была. Надо было через поле перейти, чтоб на неё попасть. Ну, поле и поле. Своё ж всё кругом, вырос я тут, чего бояться? Тем более вон она, крыша коровника, отсюдова, с этого края поля, видна.