– Мама с папой в лес пошли, по малину, нас дома оставили. А мы хотели поиграть. А папа говорил, что нельзя в подпол лазить.
Катюшку окатило ледяной волной, страшная картина предстала её глазам:
– Рита что, свалилась в подпол?
– Нет, – сквозь рыдания выдавила Танька.
– Хоть на том слава Богу, – подумала Катюшка, а вслух спросила, – Так что же там у вас?!
Но Танька не могла больше произнести ни слова. Наконец, они вбежали в дом соседей. Крышка подпола была сдвинута и оставалась лишь крохотная щель между полом и ею.
– Где же Рита? – спросила Катюшка.
– Там, – показала пальцем Танька, – Он её поймал.
– Кто – он? – не поняла Катюшка.
– Бабайка.
– Вот ещё, нет никаких бабаек, – ответила Катюшка, сама же внутренне передернулась от осознания того, что тут нечисто. В голове бешено заработала мысль – кто там может быть?
– Так, сначала нужно Риточку спасать, некогда думать.
Катюшка отодвинула крышку и заглянула внутрь, позвала тихонько:
– Риточка, где ты, малышка?
В ответ раздался сдавленный вздох. Катюшка напряглась. Лишь бы девочка ничего себе не повредила. Эх, и фонарик не прихватила даже из дома. Придётся так спускаться.
– У вас есть фонарик? – спросила она у Таньки.
– Есть, сейчас дам.
Но принесённый Танькой фонарик не включался.
– Ладно, – решительно сказала Катюшка, – Так полезу.
Она, не прекращая нажимать на кнопку фонарика, полезла в подпол. Там было темно и сыро, пахло землёй и прелыми тряпками.
– Риточка, где ты? Иди ко мне, – прошептала Катюшка, совершенно не представляя размеров соседского подпола.
В углу заворочалось что-то, заворчало глухо, как пёс, и в эту минуту фонарик вдруг резко зажёгся и луч яркого света выхватил из тьмы фигуру, похожую на большой серый куль, сидящую в углу и закутанную в какое-то тряпьё. Существо держало на руках Риточку, спеленатую в такие же ветхие тряпки, и медленно качало её, прижимая к себе.
Катя вздрогнула, закричала, существо издало высокий тонкий визг, и, бросив Риточку, шмыгнуло к противоположной стене и тут же пропало, словно сквозь землю провалилось.
Катюшка схватила малышку и поспешила наверх. Там она уложила девочку на пол, сорвала с неё серые, затхлые тряпки и принялась растирать её тельце. Риточка приоткрыла глазки, заплакала.
– Девочки, идёмте-ка ко мне в гости, – сказала Катюшка, и, подхватив обеих, пошла прочь из соседского дома.
***
Поздно вечером, когда баба Уля вернулась от соседей, где что-то объясняла она Таниной матери и поила девчонок отваром из своих трав, Катюшка несмело спросила:
– Бабуль, кто же это был?
– Подполянник это был.
– Что за Подполянник?
– Дак хозяин подпола. Только тёмный он да злой в отличие от Домового. Странно только, что увидела ты его, это ведь не так просто. Для этого на три ступеньки вниз спускаются, нагибаются, да промеж ног и глядят назад, только так можно Подполянника увидеть. А тебе, вот, и без этого всего показался. Это тебе Домовик ихой, наверняка помог. А Подполянник-то не ожидал того, потому и заметался и Ритку бросил. Запоздай ты малость и утащил бы он девчоночку.
– Куда утащил?
– А кто знает? Таскает он вот эдак-то детей да девок, родителями проклятых, а потом пропадают они без следа. Я с матерью ихой побаяла, повинилась она мне, что вчера вечером в сердцах обругала Риточку. Вот и случилось такое, чуть до беды не дошло. Урок на всю жизнь Надежда получила, слово не воробей. А Риточка с Танюшкой ничего, позабудут, дала я им отвар специальный, через пару дней и не вспомнят, за сон примут. А ты молодец, внученька. Давайте-ка спать теперь, устала я нынче.
Баба Уля потушила свет, и все отправились спать.
Колдуньино гнездо
Вечером, после бани, троица уселась на крылечке – отдышаться после пара. Полуденный зной уже спал, и с вечерних лугов повеяло прохладой, пастух уже пригнал деревенское стадо, и пыль, поднятая копытами радостно спешащих к хозяюшкам коровок, улеглась рыже-жёлтой мукой на придорожные травы.
– Схожу-ко я до Игната, – после долгого молчания произнёс, наконец, дед Семён, – Проведаю, как дела у него. Давненько чой-то я у его не был.
– Да прям, давеча только ходил, – откликнулась баба Уля, прислонившаяся спиной к перилам и утиравшая лицо переброшенным через шею полотенцем.
– Когда это – давеча?
– Да позавчера.
– Ну, дак и чаво, за два дня мало ли что могло у человека случиться. Схожу.
– Смотри там, шибко много-то не узнавай новостей, – не утерпела поддеть мужа баба Уля, – Прошлый раз вон пришлось мне с утра за чекушкой бежать на опохмел, голова у него «словно черти долбят» разрывалась. Э-ех, старый, и не стыдно, перед внучкой вон?
– Да пусть деда отдохнёт, – улыбнулась Катюшка, – Он ведь не буянит, как дядя Миша, а наоборот, песни поёт, как выпьет. Мы с ним так душевно сидим, все песни перепоём!
– Ишь чо, защитница нашлась у деда, – покосилась баба Уля на внучку, – Ладно уж, сходи, прознай.
Дед Семён довольно подмигнул Катюшке, и, поднявшись со ступеней, тут же скрылся за старой тюлевой шторой, повешенной на дверь от комаров да мух. Через пару минут он уже появился снова, одетый в рубаху и штаны, а на голове красовалась клетчатая кепка.